Реваз Коява
Исследователь в «Кавказском Доме»
Введение
Грузинский национализм, как и национализм каждой отдельно взятой страны, по своей природе особенный. После получения независимости в Грузии проявили себя почти все основные формы национализма, которые оказали влияние на возникновение этнополитических конфликтов и их последующее развитие. В статье индивидуально рассматриваются типы грузинского национализма, развивающиеся в период правления трех президентов Грузии – Звиада Гамсахурдия, Эдуарда Шеварднадзе и Михаила Саакашвили. Следует отметить, что всех трех лидеров можно назвать националистами, хотя их идеи о национализме и его влиянии отличались друг от друга. Такое расхождение в восприятии указывает на многообразность грузинского национализма, а также на столкновение концепций национализма, с одной стороны, и демократии и права на самоопределение, с другой.
В грузинском национализме 90-ых годов было множество радикальных мотивов, которые оказались нежизнеспособными в долгосрочной перспективе. После этого динамика националистических настроений грузин зависела от политических и экономических обстоятельств и возрастала и/или спадала в зависимости от них. Соответственно, грузинский национализм в период после приобретения независимости нельзя назвать однозначно радикальным и признать только его самой главной причиной этнополитических конфликтов, вспыхнувших в Грузии.
Термин «этнический конфликт» не дает полную характеристику конфликтам, существующим в Грузии. Он лишь упрощает сложные конфликты и мешает представлению полной картины их возникновения. Придание этнического характера конфликтам исключает влияние кризисных обстоятельств пост-советского пространства, страха политических или экономических изменений и роль сильных соседних государств и сопоставляет комплексное политическое явление одной конкретной модели. Во времена грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов мобилизация населения по этническому принципу протекала вместе с развитием конфликтов, а не предшествовали им. Эти примеры показывают, что конфликт и война с таким же успехом могут стать источником возникновения национализма, как и наоборот.[1]
Экстатический этнический национализм
Появившийся на политической арене в конце 1980-х гг. Звиад Гамсахурдия и его последователи использовали этнонационалистическую идеологию не только для получения власти. Гамсахурдия апеллировал теми представлениями и страхами, которые были актуальны в вышеупомянутый период среди этнических грузин, такие как распад Грузии и демографический спад этнических грузин. По мнению Гамсахурдия, грузинский народ был притеснен в собственной стране и, как исторически привилегированное общество, должен был обладать особыми правами на исконно родной земле.[2] Соответственно, антиподом грузинского национализма этого периода были проживающие в республике[3] национальные меньшинства. Его риторика включала в себя национальное единство, патриотизм, неприятие меньшинства и поиск врагов. Призывы Гамсахурдия были связаны с выявлением внутренних и внешних врагов, которых можно было обвинить в существующем в стране кризисе. Национальная солидарность стала служить укрытием от возникших в пост-советский период физических и экономических угроз.
В период 1989-1995 гг. обострение грузинского национализма надо рассматривать комплексно, так как на него повлияли по меньшей мере три фактора: пост-советская власть, государственный кризис и внешнее вмешательство.
Политика Гамсахурдия представляла собой смесь национализма, популизма, религиозности и консерватизма. Она подчеркивала расовую чистоту грузин и сравнивала Грузию с «восставшим из мертвых Лазарем». В то же время он апеллировал ролью семьи, религии и, соответственно, был сторонником социального консерватизма.[4] Что наиболее важно, Гамсахурдия не избавился от советского империалистического наследия, которое отражалось в его отношении к оппозиции, парламенту и прессе. Он оправдывал репрессии в борьбе как с внутренними, так и внешними врагами. Вместе с этим, в его лексике преобладали фразы, характерные для Советского периода 1930-х гг. («враг народа», «агент Кремля», «криминал»).[5] В этом отношении он был “советским продуктом” – отличался нетерпимостью и был любителем конспиративных теорий, что усиливало обеспокоенность грузин насчет потери контроля в собственной стране.
Еще одним важным фактором после приобретения независимости стал быстрый распад государства. Быстрая демократизация дала отрицательные результаты. По мнению Майкла Манна, либеральные ценности суверенитета и народного правления могут довести до самых пагубных результатов национализма.[6] Из грузинского национализма нельзя не отметить ту бедность и неравноправие, которые наступили в Грузии после распада Советского Союза. Радикализация грузинского национализма частично была реакцией на пост-советский экономический и политический кризис.
Также важно вмешательство России в этот процесс, в особенности, в Абхазии. Связь России с Абхазией и т.н. Южной Осетией опиралась не на этническую, а на идеологическую основу и была направлена против строительства прозападного грузинского государства.
Риторике Гамсахурдия об «окруженных грузинах» противостояли абхазские и осетинские местные националистические проекты. Сванте Корнели отмечает, что Советский Союз способствовал абхазскому и осетинскому национализму путем создания автономных территориальных единиц и программ позитивной дискриминации.[7]
В ответ на объявление независимости Южной Осетии и проведение несанкционированных выборов в Верховном Совете, парламент Грузии аннулировал статус Осетинской автономной области. Политика по отношению к Абхазии была несколько иной. В 1991 году было заключено концессионное соглашение с Абхазией, в результате которого проживающие в Абхазии грузины оказались в политически неравноправных условиях. Абхазы получили большинство в местном парламенте, что дало им сравнительно обеспеченную защиту для юридических прав и политического влияния. Причиной такого отношения могли стать взгляды Гамсахурдия касательно национальных меньшинств. Гамсахурдия считал абхазцев автохтонным народом, в то время как осетины не представляли собой коренное население Грузии.[8] Для Гамсахурдия главной целью было сохранение государственного суверенитета, но наряду с обострением конфликтов, в особенности после первого столкновения, его риторика изменилась и коснулась вопросов культурной и исторической несовместимости.
В своей работе Роджер Петерсен отмечает, что кровавый конфликт редко обусловлен единодушной национальной поддержкой. В нем также участвуют энтузиасты, противники конфликта и нейтральные лица.[9] В случае Абхазии и Южной Осетии также можно сказать, что обе стороны были жертвами национального конфликта в большей степени, чем его создателями. В.П. Генио называет события, происходящие в Сербии в начале 1990-х гг., «стратегией конфликта» элит, когда бывшая коммунистическая элита использовала агрессивную форму национализма против оппозиционных движений.[10] Это определение соответствует и грузино-абхазскому конфликту. Для сохранения собственных позиций местная абхазская элита использовала националистическую риторику, поддержку России и шовинистские заявления Тбилиси. В свою очередь, грузинская элита развивала собственную «стратегию конфликта». Наполовину военизированные лидеры рассматривали победу в Абхазии как средство для поднятия рейтинга и получения финансовых средств. В результате, в случае обоих конфликтов националистическая риторика возникла на этапе войны или непосредственно перед ней. Причиной начала конфликта же стали сгенерированная свыше стратегия или желание получить прибыль, а не «этническая» принадлежность.
Эрика Беннер в своей рецензии, касающейся переменных нормативных взглядов о национализме, отмечает, что созданные на этнической почве движения и идеологии комплексны. Новые обстоятельства в течение нескольких лет низвергнут их лидеров, а их цели и формы выражения переделают.[11] Режим этнического национализма Гамсахурдия тоже не продержался и года и был низвергнут в результате военного переворота. Избранный «всеобщим участием» в 1990 году председателем Верховного совета Звиад Гамсахурдия скончался три года спустя при сомнительных обстоятельствах.
Прагматичный гражданский национализм
Вернувшийся в Грузию в марте 1992 года Эдуард Шеварднадзе инициировал переход грузинской политики на т.н. либеральные принципы. Шеварднадзе называл историю Грузии положительным примером межэтнического сотрудничества. Националистическая риторика исчезла, и ее место заняли понятия гражданства, прав меньшинств и федерализма. Несмотря на это, Шеварднадзе не отказывался от национализма и попытался включить его в формирование государства. Национализм превратился в «институт», в рамках которого Шеварднадзе говорил о примирении и необходимости альянса Грузии с Европой.
Правительство Шеварднадзе создало правовые и конституционные рамки для демократического многонационального общества, в том числе, конституционные и законодательные нормы для защиты гражданских прав и прав меньшинств. Закон о гражданстве безусловно присуждал статус гражданина всем лицам, проживающим в Грузии. В 1997 году из грузинского паспорта были изъяты поля, указывавшие на национальность. Грузинские законодатели ратифицировали Конвенцию ООН о ликвидации всех форм расовой дискриминации и Европейскую конвенцию о зашите прав человека и основных свобод. Был создан парламентский комитет по правам человека и институт народного защитника для мониторинга осуществления прав меньшинств. Выступления Шеварднадзе способствовали успокоению шовинистской истерии, царившей в парламенте в 1992-1995 гг. Однако, правительство Шеварднадзе встало перед серьезной проблемой во время интеграции национальных меньшинств в политическую систему. В этом направлении не существовало общей стратегии и плохо работало обще государственное управление. Законопроект о национальных меньшинствах и языке не стал законом. Областями, населенными негрузинами, по-прежнему управляли назначенные из центра губернаторы, а после парламентских выборов в парламент входило всего несколько депутатов их групп этнических меньшинств.[12]
Изначально Шеварднадзе собирался создать ассиметричную федерацию, в которую вошли бы Абхазия, Аджария, Южная Осетия и девять исторических краев Грузии; однако, идея федерализма раздражала грузинских парламентариев. Они считали именно советский федерализм причиной абхазского и осетинского сепаратизма.[13] В отношениях с конфликтными регионами правительству Шеварднадзе мешала и внутренняя политическая слабость. В период его правления в качестве президента не существовало консенсуса о сущности государства, его политических ценностях и задачах. Всеобщая коррупция ослабила инфраструктуры, необходимые для национального рынка. Отсутствие базисного экономического благополучия для большинства населения усугубило разъединенность государства и гражданина.
В этих условиях единственным действенным шагом с точки зрения регулирования конфликта был план специального представителя Генерального секретаря ООН Дитера Бодена «Основные принципы разделения полномочий между Тбилиси и Сухуми», т.н. «документ Бодена». Правительство Грузии одобрило упомянутый план, хотя он оказался неприемлемым для руководства и местного населения Абхазии. Важно отметить, что ООН и ОБСЕ не работали согласовано в области регулирования конфликта, не использовали в данном направлении достаточные ресурсы и по сути дела способствовали признанию России «миротворцем».
Революционный национализм
Михаил Саакашвили со своей командой пришел к власти революционным путем. Его целью было объединить национальную гордость грузин с гражданским патриотизмом меньшинств. После победы Саакашвили в первую очередь начал обновление национальных символов. Новый флаг олицетворял «христианский символ, Спасителя и четырех благовестников». В то же время выступления президента были полны историй о геройстве грузин. Например, в 2004 году его инаугурация прошла на месте захоронения Давида Агмашенебели. Саакашвили изменил идею радикального национализма 1990-х гг. и объявил, что Грузия «была домом не только для грузин, но и для всех этнических меньшинств»: «Любой гражданин, считающий Грузию своей родиной, будь то русский, абхазец, осетин, азербайджанец, армянин, еврей, грек, украинец или курд – наше богатство и сокровище».[14] Несмотря на это, эмоциональные выступления Саакашвили в основном касались исторического величия и особой роли грузин, что в меньшей степени вписывалось в концепцию мультикультурализма.
Подобно другим революционерам, он тоже хотел создать государство, которое было бы подотчетно своему населению и быстро реагировало бы на его нужды.
«Революция роз» вновь привлекла народ массовым участием, прямыми действиями и молодежным динамизмом. Революция превратилась в управляемый государством патриотизм и сформировалась как революционный национализм. Она объединила заявленный на официальном уровне мультикультуризм с идеей создания «новых» грузин, в чем решающую роль должны были сыграть молодежные лагеря патриотов и военная пропаганда. В то же время Саакашвили, подобно Гамсахурдии, испытывал влияние популизма и делал акцент на особой миссии Грузии.
Правительство Саакашвили предложило Южной Осетии рамки федерального устройства и выработало три программы для ее автономии. Все три инициативы давали региону право на политическую автономию и выбора парламента. В парламенте Грузии также устанавливалась квота для осетинских депутатов. Так называемое правительство Южной Осетии отказало инициативе Грузии также, как и схемам, предложенным Евросоюзом и ОБСЕ. Саакашвили параллельно продолжал эмоциональную риторику, развивал антироссийский дискурс и обещал возвращение грузинских земель. Он отказывался включать оппозицию в ход дебатов о политическом курсе страны. Саакашвили отверг возможности (в 2005 и 2008 гг.), которые обязывали все три стороны (грузин, абхазцев и осетин) согласиться на невозобновление войны. Указанная риторика вместе со стратегическими целями России, внутренними конфликтами из-за торговли и контрабанды и другими неэтническими факторами сыграли значительную роль в разжигании конфликта, что в итоге вызвало войну 2008 года и признание конфликтных регионов со стороны России.
В инаугурационной речи 2008 года Саакашвили заявил: «Возвышение или падение грузинского государства будет зависеть от твердости или слабости демократических институтов: сильной демократии, солидной оппозиции, независимого суда, армии под гражданским контролем, ответственного правительства и активного гражданского общества».[15] Если бы эти кантские критерии существовали в Грузии, существовала бы и возможность избежать войны и, по словам Саакашвили, Россия не смогла бы «взломать крепость изнутри» и использовать слабость Грузии.[16]
Заключение
Сегодня национализм переоценен «движущей» силой грузинской политики, и с сегодняшней точки зрения видно, что риторика радикального национализма была популярна среди грузин только в первые годы после распада Советского Союза. Грузинский национализм в этот период походил на исключающие движения конца двадцатого века, описанные Эриком Хобсбаумом.[17] Оно было одновременно и радикальным, и популистским. Потеря абхазского и осетинского регионов, гражданская война вызвали изменение национализма в Грузии. И Шеварднадзе, и Саакашвили создали модернизированные формы национализма и использовали их для стабилизации государства. Сегодня грузинский национализм намного более либерален и свободен от агрессивной риторики начала 1990-х гг.
В то же время необходимо отметить, что этнополитические противостояния в Грузии начались с вопросов конституционного строя, территориального статуса и прав самоуправления, и лишь позже в них появились этнические элементы. Любая конфронтация все больше усугубляла чувство несправедливости и притеснения и побуждала каждую участвующую сторону обратиться к этническому национализму. Невозможно отделить «этнические» проблемы Грузии от экономических и социальных трудностей.
По мнению Стивена Джонса, грузинский национализм не станет в ближайшем будущем моделью либеральной интеграции, т.к. это неприемлемо для самих национальных меньшинств Грузии.[18] Они поддерживают сохранение описанной Расом Карклинсом «этноплюралистической» системы, в которой будут признаны их независимые национальные интересы.[19] Многонациональные традиции Грузии дают возможность обеспечить жизнеспособность такой модели. Однако, эффективность такой модели будет зависеть от авторитета государства, стабильной региональной обстановки и изменения социальной и политической экономики.
_____________________
[1] Smith, A. Theories of Nationalism. 2nd ed.; London: Duckworth; 1983
[2] Стивен Джонс, «Грузия: политическая история после объявления независимости»; Тбилиси; Центр социальных наук; 2013 г.
[3] Примечание автора: до конституции 1995 г. официальным названием грузинского государства было «Республика Грузия».
[4] Воспоминания Гурама Рчеулишвили: Звиад Гамсахурдия, письма, эссе; Тбилиси; «Искусство»; 1991 г.; стр. 548.
[5] «Республика Грузия», №11, 1990 г., 18 декабря, стр. 2.
[6] Mann, M., “The Dark Side of Democracy: Explaining Ethnic Cleansing”, Cambridge: Cambridge University Press; 2004
[7] Cornell, S., Small Nations and Great Powers: A Study of Ethnopolitical Conflict in the Caucasus, Richmond: Curzon Press; 2001
[8] Nodia, G., “The Conflict in Abkhazia: National Projects and Political Circumstances”, Koln: Bundesinstitut fur ostwissenschaftliche und internationale Studien; 1998; p. 30-31
[9] Petersen, R., Resistance and Rebellion: Lessons from Eastern Europe, Cambridge: Cambridge University Press; 2001
[10] V.P. (Chip) Gagnon, Jr; “Yugoslavia in 1989 and after”, Nationalities Papers; N.1; 2010 (January); p. 23-39
[11] Benner, E., “Nationality without nationalism”, Journal of Political Ideologies; N.2; 1997 (June); p. 189-206
[12] Стивен Джонс, «Грузия: политическая история после объявления независимости»; Тбилиси; Центр социальных наук; 2013 г.
[13] В. Кешелава, В. Лорткипанидзе, «Перспективы федерализации Грузии: pro et contra»; Тбилиси; Международный исследовательский центр отношений Востока и Запада; 2000 г.; стр. 14
[14] «Михаил Саакашвили дает клятву», доступно на сайте: www.president.gov.ge/en/President/Inauguration
[15] Инаугурационная речь президента Саакашвили, 20 января 2008 г.: www.president.gov.ge/en/President/Inauguration
[16] доступно на сайте: www.president.gov.ge/en/PressOffice/News/SpeechesAndStatements?p=2265&i=1
[17] Hobsbawm, E., Nations and Nationalism Since 1870; Cambridge University Press; Online Publication Date: July 2012; Chapter 6
[18] Стивен Джонс, «Грузия: политическая история после объявления независимости»; Тбилиси; Центр социальных наук; 2013 г.
[19] Karklins, R., “Ethnopluralism: Panacea for East Central Europe?. Nationalities Papers; 2000; p. 219-241
