…Шаг за шагом, мы поднимались всё выше и выше по Тбилисскому серпантину. Не то, чтобы это было очень легко, но друзья-грузины сказали, что Пантеон – первое место, куда водят школьников для знакомства со своей историей. Значит, нам туда дорога. Над могилой Александра Грибоедова, тонкого дипломата и любимого мужа, плачет его красавица-жена. Крупные складки одежды тяжело свисают, будто тянут тело к земле. Даже скульптура её вызывает искреннее сочувствие и желание говорить об упущенных возможностях: а могло ли всё обернуться иначе? Об этой любви нам когда-то рассказывали на занятиях по литературе. Рассказывали с национальным колоритом – преподаватель была грузинских кровей. О скорби молодой девушки она говорила сдержанно, с достоинством и как будто нараспев, словно наблюдая за чашами колеблющихся весов. С тем самым нестабильным равновесием, которое читается в выгравированной надписи: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?». У ног Нины Чавчавадзе огни Тифлиса – целый живой город. Но он ей не нужен. Гуляя по улочкам старого Тбилиси, постоянно сталкиваешься с великими именами. «Здесь жил Сергей Есенин», – гласит надпись на одном из домов. Среди машин, скамеек и деревьев неожиданно вырастает памятник Александру Пушкину – вполне себе рукотворный и даже с лирой. Да что там Тбилиси! По пути в Кахетию можно увидеть места, где жила прекрасная черкешенка Екатерина Нечволодова, черты которой Михаил Лермонтов отразил в образе Бэлы из «Героя нашего времени». Склонные к романтике грузины даже рассказывают, что в одном из сёл Кахетинской земли был установлен памятник Лермонтову, к которому некогда приезжала пожилая дама с двумя девушками. И якобы была то сама Нечволодова с дочерьми. Быль или сказка – теперь разве разберёшь? В руки попалась сказка современного автора – Наиры Гелашвили. Часто именно сказки наиболее точно отражают жизнь. Описывая вымышленную историю о трёх великанах, автор расставляет верстовые столбы грузинских акцентов. Отдохнув среди гор, мама-великан выжимает сок из дикого винограда, готовит салат из синей капусты и пёстрых тыкв, тихо напевая непонятные никому слова: «Но-но-но ала-ла но-но-но». Один из героев, помогающий великанам, страдает от «кипарисовой пыли», и окружающие праведно возмущаются: «Для чего же тогда такие длинные ресницы, если всё равно всякая гадость тебе попадает в зрачки?». На своём пути семейство великанов встречает маленькую девочку, изгнанницу Нию-Нию, и решает её приютить. — Эти люди перестали вообще думать о детях, вы понимаете, госпожа великанша! Головы их забиты только войной! Сами же рушат то, что строят! — Где её родители? — Эх! Родители! Теперь они уже живут на звёздах. Вы ведь меня поняли? Они погибли на войне. Великаны лечат её душевные раны гранатовым соком и лепестками жёлтых роз, а затем перевозят к себе на остров и других «потерянных взрослыми» детей. Вы встречали подобное в русских сказках? — Я очень переживаю за своих детей, – делится заботливый глава семейства Георгий. – Если они не будут понимать русский язык, многое потеряют. У нас с вами была одна общая культура: книги, фильмы, мультипликация, песни, цитаты. Если я не научу их русскому языку, то как они поймут всё это? Это же не только культура и воспитание, но и определённые ценности, которые складываются в мировоззрение. Георгий чудесно поёт. Из грузинского – разумеется «Сулико» вторым голосом. Из русского – «Если у вас нету тёти». Свой выбор песни объяснил просто: «Потому что добрая». Пару лет назад довелось услышать «Сулико» в темпе марша. И никак это не вязалось с Грузией. Всё равно что чёрные вьющиеся локоны насильно распрямлять. Настоящее пение настигло неожиданно: в храме. Ярко-синий, малиновый, салатовый, насыщенная сепия – эти цвета были своеобразным камертоном того, что происходило в церкви на Крещение. Вспышки платков на женских головах перемежались тёмными непокрытыми головами мужчин. И всё это – среди таких же разнородных звуков: светлые песнопения надежд сменялись стальными суровыми мотивами, мысли о суетном растворялись в громе голосов о жизни вечной. Пытаешься подпевать. Не выходит! Привыкший ходить прямыми тропами – чужой в запутанном лабиринте. Но рядом стоят люди и подпевают. Подпевают так, что слёзы наворачиваются. Кажется, что музыка связывает людей с богом без посредников. Музыка – лучшая молитва. Ведь она даже людей объединяет. За их движениями не поспеваешь: танцуют грузины не менее страстно, чем поют. Быстро, чётко, темпераментно. Если мужчины с мечами – вышибают искры, если женщины поводят плечами – до головокружения элегантно. А ты что… ты только ладони в аплодисментах отбиваешь, просеивая через пальцы вихри страстей. Древние грузинские танцы, увеселявшие народ, выполняли важную культовую роль. Разнообразные хороводы (которые могли вытягиваться цепью, идти друг против друга или даже выстраиваться в несколько ярусов) были важной составляющей храмовых праздников. Наиболее распространённый мотив песни, сопровождавшей хоровод, связан с Древом жизни: согласно народному верованию, спелые ягоды священной виноградной лозы, слившейся с образом чинара, сохраняли людям жизнь. В Хевсурии такую песню могли петь священнослужители во время праздничной трапезы при распивании священного пива. У мохевцев эта песня стала хвалебной: исполняя её, почётным лицам передавали турий рог, наполненный вином. Рачинцы прибегали к ней во время возведения фундамента дома. Среди кахетинцев и картлийцев она засвидетельствована как образец народного стиха. Тексты песни дошли во фрагментарном виде, наиболее распространённый вариант представлен у тушин. По тому, как исполнялся двухъярусный хоровод «корбегела» и сопровождающая его песня, тушины гадали о будущем: нестройное пение или запутавшиеся ноги могли означать падёж скота, неурожай, болезни. Узнав об этом, начинаешь понимать, как удаётся грузинам создавать такие стройные унисоны. Их предки были в этом заинтересованы кровно. Культ чинара (правда, уже без виноградной лозы) появляется в идеологических обрядах грузин и под видом «священного знамени». Священность подчёркивалась ограничением: никто, кроме главы служителей и знаменосца (он именовался мкадре или медроше), не мог к нему прикасаться. В общинные праздники знамя выносилось из специального хранилища (дарбази или бегели) и устанавливалось на башне. Церемония выноса отличалась особенной торжественностью: общинников оповещали звоном колокола, знаменосец в полнейшей тишине доставал из резных деревянных шкатулок принадлежности знамени и прикреплял их на древко. Затем, прислонив знамя к правому плечу, начинал шевелить древком так, чтобы был слышен переливчатый звон колокольчика, и медленно обходил вокруг дарбази. В сопровождении главы священнослужителей он выносил знамя на площадь и опускался на колени. Весь путь до башни был коленопреклонённым. После этого знаменосец поднимался, укреплял знамя, прикладывался к его древку и… снова опускался на колени, лобызал землю, коленопреклонённым шёл обратно, не оборачиваясь спиной к знамени. У горцев знамя было в таком почёте, что никто не мог присесть в присутствии медроше со знаменем. Женщины, как нечистые существа, в святилище не допускались, но своё благоговение могли выразить отказом от рукоделия в течение нескольких дней нового года в честь вынесения знамени из общехевского святилища Архотис джвари. Восточные горцы приобщались ко знамени с детства: до истечения года со дня рождения малыша совершался обряд троекратного подкатывания раздетого ребёнка под священное знамя. Этот обряд симулировал рождение ребёнка от тотемного дерева, которое становилось его покровителем. Любопытно, что самостоятельное значение было у одной из деталей знамени – самкадрео (цветные четырёхугольные платки). По древним хевсурским преданиям, каждое божество имело сопровождавшего его во время странствований жреца. Заметив приближающийся комок облака, жрец догадывался, что к нему спускается божество, и спешно покрывал правую руку самкадрео. Приняв образ птицы или креста с круглой головкой, божество садилось к нему на ладонь, и, отвернувшись (чтобы жрец не дышал на него), начинало вести беседу. Божества были явно не глупы, избрав в собеседники грузинских мужчин. Речи и афоризмы льются из потомков князей в изобилии: «Грузинские тосты столь теплы, что заменяют солнце, столь сладки, что похожи на вино, и столь приятны, что напоминают ласковый ветер, овевающий ваше лицо». Какое уж тут божество устоит? Но списывать всё на генетику не стоит. Поэзия – в мелочах. Первая фраза, которую учат в школе, состоит всего из двух букв и звучит примерно как: «Аи иа». Что означает: «Вот фиалка». Красивый старт во взрослую жизнь. …Шаг за шагом мы познавали не столько историю – культуру Грузии. Верующие, добравшиеся до высокого храма, получают успокоение – они преодолели сложный очищающий путь. Добравшись до храма, мы получили ключ к пониманию. Тоже очищение, в своём роде. От навязанного и чужого – к своему, личному.
Светлана Жохова