Россия и Грузия встали на путь улучшения двусторонних отношений. У процесса есть все шансы завершиться успешно – ведь главу угла поставлены не личные амбиции лидеров, идеологические штампы или «братские чувства народов», а четкие национальные интересы.
Цена идеализма
В министерстве по реинтеграции Грузии висит плакат периода российско-грузинской войны 2008 года с надписью «остановите Россию». Однако висит он не на видном месте и тем более не в кабинете министра, а в темном уголке коридора – даже не сразу его заметишь. «Рудимент от прошлого министерства», — говорит грузинский политолог Гиорги Шаишмелашвили. Ведь сейчас российско-грузинские отношения действительно вступают в новый период своего развития, который можно характеризовать словом «прагматизм».
Попытка предыдущих властей Грузии строить эти отношения на основе идеологии, вопреки базовым законам геополитики, предсказуемо провалились. Вместо того, чтобы жить по установленным мировой историей законам стандартного буферного государства и лавировать между интересами своих соседей Грузия последовала примеру Прибалтики, сначала обострив а затем фактически разорвав отношения с бывшей метрополией, чтобы «избавиться от ее дурного влияния». При этом Тбилиси не стеснялся идти на демонстративные антироссийские шаги – даже если они в итоге вредили интересам самой Грузии. «Признание геноцида черкесского народа, обсуждение вопроса геноцида чеченского народа, ставить под сомнение проведение Олимпийских игр в Сочи, одностороннее, без переговоров с Россией, облегчение визового режима для жителей Северного Кавказа, вещание телеканала ПИК – все это предпринималось для того, чтобы усугубить ситуацию на Северном Кавказе. Это противоречило интересам самой Грузии, которая граничит с российским Северным Кавказом», — говорит грузинский министр по делам реинтеграции Паата Закареишвили.
Неудивительно, что разрыв отношений с Москвой и демонстративная антироссийская политика не привела ни к росту благосостояния Грузии, ни к укреплению ее безопасности – скорее ввергли ее в серьезный политический и экономический кризис. Нарушение системы сдержек и противовесов в регионе привело к попаданию Грузии в зависимость от соседних государств (влияние которых раньше ограничивалось российским), серьезным проблемам в экономики и долгосрочной, если не окончательной, потере Южной Осетии и Абхазии.
Все последствия своей политики правительство Михаила Саакашвили ближе к концу своего правления прекрасно видело, однако принципиально отказывалось идти на стабилизацию отношений с Россией. И дело тут даже не только в том, что Россия, по всей видимости, окончательно отторгла от Грузии Южную Осетию и Абхазию, признав при этом их независимость. А в том, что внутриполитические моменты имели для кабинета Саакашвили куда большую важность, чем внешнеполитические. «После беспощадного разгрома протестов в ноябре 2007 года, захвата телекомпании Имеди, проведении в январе 2008 года нечестных президентских выборов и в мае – беспросветных парламентских, и, наконец, августовской войны 2008 года Единое национальное движение и Михаил Саакашвили перешли в режим самосохранения. Приоритетной задачей становится не модернизация страны и реформы, а сохранение себя во власти», — говорит грузинский политолог Ивлиан Хаиндрава. В этой ситуации ни о каком примирении с Россией не могло идти речи – наоборот, фактор «российского агрессора на нашей земле» использовался режимом для консолидации населения вокруг Михаила Саакашвили. Ведь властям долгое время удавалось поддерживать нужный образ России и ура-патриотизм части населения. И не только за счет порой агрессивной риторики российских властей и околовластных экспертов – прежде всего за счет тотального контроля над информационным пространством Грузии. После разгрома телекомпании Имеди в Грузии не осталось независимых общенациональных каналов, что позволило властям создавать нужный им информационный фон. Который иногда выглядел достаточно абсурдно. «В октябре 2008 года 26% опрошенных считали, что Грузия победила в этой войне. Так передавали все провластные каналы, от которых получали информацию 95% населения», — говорит Ивлиан Хаиндрава.
Нечто подобное было и в Москве, также пытающейся консолидировать население вокруг внешних угроз – Грузия воспринималась и позиционировалась как враг (вспомнить хотя бы скандал вокруг участия Гиви Таргамадзе в финансировании российской радикальной оппозиции). К тому же Владимир Путин принципиально придерживался своего слова не вести никаких переговоров с кабинетом Михаила Саакашвили.
Итоги выборов 2012 года сняли часть из вышеперечисленных ограничений. Новые власти страны пытаются вернуть баланс, премьер-министр Иванишвили называет урегулирование отношений с Россией одной из основных задач своего правления. Москва приветствует политику нового кабинета и делает пусть и осторожные, но все же шаги навстречу. Российскому руководству не нужна послушная и стопроцентно пророссийская Грузия, как это хотят представить противники российско-грузинского сближения по обе стороны от Кавказского хребта. Не нужна хотя бы потому, что эта цель очевидно недостижима (по крайней мере, до тех пор, пока Южная Осетия и Абхазия не вернутся под контроль Тбилиси – что, как говорилось выше, маловероятно). Москве нужна Грузия, которая в выстраивании отношений с соседями будет четко следовать своим национальным интересам, а не идеологическим установкам или же интересам других стран, противоречащих потребностям Тбилиси. А национальные интересы Грузии заключаются именно в выстраивании конструктивных рабочих отношений с Россией.
Однако быстрой «перезагрузки» российско-грузинских отношений ждать не стоит. На ее пути (причем с обеих сторон) стоит целый ряд фобий, красных линий и обросших дополнительными сложностями проблем, которые сходу решить не получится. Не говоря уже о позициях Южной Осетии и Абхазии, которые Москва вынуждена учитывать при построении своих отношений с пусть и новой, но все-таки Грузией. Очевидно, что с таким багажом процесс «прагматизации» отношений займет определенное, скорее всего длительное время. Задача Тбилиси и Москвы состоит лишь в том, чтобы обеспечить его поступательный характер.
Нужны друг другу
Российско-грузинское сближение характеризуется рядом демонстративных и практических шагов. Причем стороны заранее решили вести переговоры без выдвижения заведомо неисполнимых требований. «Поиск общих интересов должен начаться без всяких предварительных условий, особенно таких, которые изначально же исключают успех диалога», — пояснил спецпредставитель премьер-министра Грузии по отношениям с Россией Зураб Абашидзе. При этом грузинские власти отмечают, что вопрос о возврате Южной Осетии и Абхазии под юрисдикцию Тбилиси никто с повестки дня не снимал – его просто поставили в конец списка, отложили до более благоприятных времен. «Никто не ожидает, что Россия быстро отменит признание. Но она может своим поведением показать, что готова налаживать грузино-абхазские и грузино-осетинские отношения. Пока такого не видно. Я думаю, что это связано с сочинской олимпиадой – России крайне важно, чтобы безопасности этого события ничто не угрожало… После олимпийских игр же в отношениях будет больше прагматики», — говорит Паата Закареишвили.
На сегодняшний день большую часть шагов навстречу делает именно грузинское правительство. Одним из этих шагов, в частности, стало решение Тбилиси не бойкотировать сочинскую олимпиаду (которую называют личным проектом Владимира Путина, и от участия в которой раньше грузины отказывались, мотивируя это проведением Олимпиады на земле подвергнутых геноциду черкесов). «Мы участвуем в Олимпиаде, которую проводит МОК. Россия лишь принимающая сторона. Отказаться от Олимпиады – крупного международного проекта – назло России было бы неверно. Это был бы примитивный и поверхностный шаг, — говорит Паата Закареишвили. – Да и вообще, когда Грузия голосовала за сочинскую олимпиаду – тогда что, информации о геноциде черкесов не было? А после войны вдруг вспоминаем и говорим, что Олимпиаду проводить не надо. Это самый примитивный двойной стандарт».
По всей видимости, власти Грузии также отказались от де-факто дискриминации русского языка и от программы Саакашвили по массовому и безапелляционному внедрению английского. «Уходя из русского языка ты не приходишь к английскому автоматически. Для этого все вокруг должно быть на английском – телевидение, культурная среда. Например, в странах бывшей Британской империи, или в Швеции, — поясняет Паата Закареишвили, – там везде вокруг английский. У нас же тут в лучшем случае титры к фильмам мелким шрифтом пишут на английском. Имперским языком же в Грузии был русский. И вытесняя русский язык, мы оставляем лишь грузинский. В свою очередь, грузинский язык настолько уникален, что кроме грузин на нем никто не разговаривает. И это угроза, поскольку если человек знает только грузинский, то в век интернета это является серьезной проблемой. Люди должны знать крупный язык. Конечно, лучше всего английский, но у нас он не был имперским – в лучшем случае английский будет элитным языком, а это уже раздел общества», — говорит Паата Закареишвили.
Москва ждет от Грузии новых демонстративных шагов – в частности, денонсации признания грузинским парламентом геноцида черкесского народа, совершенного Императорской Россией. Однако Грузия не спешит – причем именно по прагматическим причинам. «Нет смысла денонсировать признание – сразу будет всплеск эмоций и обсуждений. Эту тему не надо ни педалировать, ни торпедировать. Возможно, к этому вопросу можно вернуться в контексте улучшения российско-грузинских отношений (в переводе с дипломатического языка – «когда Россия предложит нам что-нибудь значимое взамен». Г.М.)», — говорит Паата Закареишвили.
В свою очередь, Россия открывает для фактически добитого реформами Михаила Саакашвили грузинского сельского хозяйства свой рынок. В начале марта Роспотребнадзор дал разрешение ряду грузинских компаний (их список постоянно растет) ввозить в Россию вино. И, несмотря на ряд бюрократических проволочек, грузинские виноделы живут в ожидании неплохих прибылей. «В течение первого года мы сможем экспортировать в Россию 8-10 миллионов бутылок. Сегодня экспорт во все страны составляет 24 миллиона бутылок. Если мы сохраним темп роста, то общий экспорт через год может составить 40 миллионов бутылок. Это означает, что в Россию будет идти 20-25% экспорта», — заявил глава Национального агентства вина Грузии Леван Давиташвили. Сейчас обсуждается вопрос об открытии российского рынка фруктов и овощей, а также либерализации визового режима.
Понимание – ключ к прогрессу
Между тем, на пути российско-грузинской «перезагрузки» стоит ряд сложностей и проблем, зачастую весьма непростых. Среди них, в частности, серьезная переоценка Грузией своего значения для нынешней России. В Тбилиси считают, что без стабилизации отношений с Грузией Россия фактически потеряет Кавказ. Грузинский политолог Мамука Арешидзе утверждает, что сегодня за включение Южного Кавказа в свои интеграционные проекты борются Россия и Турция. «Грузия никогда не пойдет на восстановление дипломатических отношений с Россией до тех пор, пока российские посольства находятся в Сухуми и Цхинвали. Между тем, свято место пусто не бывает, здесь есть Турция, НАТО», — вторит ему Паата Закареишвили.
Однако очевидно, что в НАТО Грузия не войдет как минимум в среднесрочной, если даже не в долгосрочной перспективе, а именно фактор Турции (и ее чрезмерного влияния на мусульман и экономику Аджарии) стал одной из причин нынешнего стремления Грузии улучшить отношения с Москвой. Не говоря уже о том, что никакой реалистичной интеграционной модели Турция (увязшая на Ближнем Востоке) Кавказу предложить не сможет – в отличие от России. И в нынешних условиях (конфликт в Сирии, сложные переговоры с курдами) не станет открыто играть против России на Кавказе. По крайней мере, пока эти условия не изменятся в лучшую для Турции сторону.
Помимо особенностей восприятия внешнеполитической реальности, одной из проблем российско-грузинского урегулирования является позиция представителей прежней власти. В частности – президента, который раскритиковал «угодничество» нового кабинета министров перед российским Роспотребнадзором. «Онищенко не соизволил приехать в Грузию, так как, по его словам, мы – ленивый народ, однако приехала его делегация, а наши чиновники и представители винных заводов трясущимися руками наливали им вино», — заявил он. Иванишвили пытается нейтрализовать эти попытки саботажа, в частности – посредством проведения нового расследования войны 2008 года «Те, кто участвовал в этом процессе (августовской войне – Г.М.), те, к кому имеется множество вопросов (в том числе, почему началась война и почему наши территории стали называться оккупированными) сегодня выступают и делают ужасные заявления о том, что мы кому-то дарим нашу страну. Мы хотим наладить отношения с Россией, и тут у нас особых вопросов нет. Но у нас имеются вопросы к тем, без чьей непродуманной позиции эти территории не стали бы оккупированными», — говорит Бидзина Иванишвили. Решение премьера вызвало гневный отклик со стороны президента. «Премьер-министр прямо обвинил вооруженные силы и грузинское государство в развязывании войны в августе 2008 года. Кроме российских официальных лиц и Уго Чавеса этого не делал никто. Грузия это уже проходила, когда руками большевика Орджоникидзе была свергнута демократическая республика и установлена советская власть… Я боролся до конца, и сейчас мы не должны сдаваться и отдавать нашу страну другим», — заявил президент, фактически обвиняя Бидзину Иванишвили в предательстве интересов страны. Его сторонники называют решение о начале расследования «политическим бредом», говорят, что премьер наносит удар по репутации Грузии на Западе. Премьер категорически не согласен, он утверждает, что объективное расследование войны (поиск правды о том, кто что сделал для ее начала и кто и что не сделал для ее предотвращения) поможет грузинам трезво смотреть на вещи. «Мы должны жить объективными фактами, правдой, наша каждодневная жизнь должна быть основана на реальности», — заявил Бидзина Иванишвили.
В этой связи неприятно, что иногда на руку Саакашвили играют российские бюрократы, которые, как и грузинские политики, иногда неверно воспринимают окружающую реальность. Взять хотя бы Геннадия Онищенко, который в ответ на критику Саакашвили инспекторов заявил, что в случае ее продолжения российские чиновники вообще покинут страну. Он вынудил грузинского премьера извиняться за слова президента и тем самым сыграл на руку Саакашвили, обвиняющему Бидзину Иванишвили в угодничестве перед Кремлем.
Решать придется
Однако самым важным препятствием на пути российско-грузинского сближения является вопрос Южной Осетии и Абхазии. В Цхинвале и Сухуми относятся к Грузии крайне подозрительно, в любых действиях видят попытку подорвать их суверенитет. Дошло до того, что «осетины и абхазы не хотят разговаривать с министерством по реинтеграции – объясняет Паата Закареишвили. — Моя предшественница на этом посту Эка Ткешелавили ни разу за свой срок не встречалась с осетинами и абхазами, поскольку они рассматривали ее не как личность, а как главу министерства с таким названием. Когда-то наше ведомство называлось «министерство по разрешению конфликтов», однако Михаил Саакашвили название поменял. Дав понять, что конфликтов уже нет, и речь уже идет о реинтеграции», — говорит Паата Закареишвили.
Неудивительно, что при таком подходе осетины и абхазы с большим подозрением смотрят на российско-грузинское сближение, считают, что Россия их в итоге «сдаст» и, по всей видимости, готовы вставлять палки в колеса любым совместным российско-грузинским проектам. Москве приходится постоянно оглядываться на позицию Цхинвала и Сухуми, объяснять им, что Россия не банановая республика и не будет отзывать свое признание.
Однако при этом очевидно, что без взаимоприемлемого для всех четырех сторон компромиссного решения вопроса утерянных Грузией территорий российско-грузинское примирение через какое-то время упрется в стенку. В Тбилиси готовы переименовать министерство по реинтеграции (поскольку Михаил Саакашвили отказывается подписывать этот указ, они обещают сделать это сразу после его ухода с поста президента) однако при этом говорят, что от реинтеграции никуда не деться. Хотя бы потому, что та же Южная Осетия экономически является частью Грузии, а не России. «Чтобы добраться из Ахалгори до Владикавказа нужно 2 дня, из Цхинвали – день. Из Цхинвали до Тбилиси – 40 минут», — говорит Паата Закареишвили.
Главная задача сейчас – найти выход, который с одной стороны позволит Грузии не признавать независимость Цхинвала и Сухума, а с другой – позволит сохранить их де-факто независимый статус. Так, у занимающихся двусторонними переговорами российских и грузинских политиков и экспертов сейчас очень популярна так называемая швейцарская формула. Согласно ей Грузия, Южная Осетия и Абхазия будут совместно реализовывать экономические и социальные проекты, а затем, после создания необходимой атмосферы доверия формируют некую конфедерацию наподобие швейцарской. Грузинские власти, по всей видимости, уже готовят почву – в стране обсуждается возможность децентрализации политической власти, передачи ряда полномочий в регионы (говорят даже об отмене института назначения губернаторов).
Однако в долгосрочной перспективе «швейцарский вариант» несет для Грузии серьезные риски. История показывает, что конфедерация (построенная даже не по этническому признаку, а территориально-клановому), которая существуют между двумя или более различными цивилизационными проектами с высоким уровнем пассионарности, обычно долго не живет. Брать как пример удачной конфедерации Швейцарию не стоит — хотя бы потому, что в описанном выше «окружении» она прожила менее века (между Бисмарком и Жаном Монне). Риски могли бы быть, конечно, нивелированы за счет наднациональной региональной интеграционной модели, однако представить себе такую интеграцию в пределах нынешнего Южного Кавказа, не говоря уже о треугольнике Россия-Турция-Иран, пока не приходится.
Геворг Мирзаян
