Нестабильность на Северном Кавказе: причины, факторы и возможные последствия
Резюме
Северный Кавказ — самая нестабильная территория Российской Федерации. Насилие здесь началось почти одновременно с распадом СССР и продолжается до сих пор.
По мнению многих ученых, взрывоопасность Северного Кавказа предопределена таким фактором, как этническое и религиозное разнообразие. Однако более глубокий анализ показывает, что этот фактор может служить только дополнительным стимулом для возникновения конфликтов. То же относится и к экономическим проблемам: они могут подпитывать конфликты в регионе, но сами по себе не могут их вызвать и объяснить.
Истоки нестабильности на Северном Кавказе лежат в чеченском национально-освободительном движении. Однако Москва прилагает огромные усилия, чтобы представить это движение как террористическое. Отказываясь признать любую другую его трактовку, Кремль создал порочный круг, из которого невозможно вырваться, если не обратиться к решению тех проблем, с которыми связана реальная цель движения. Поэтому, даже если нынешнее восстание удастся подавить, насилие в регионе со временем, скорее всего, возобновится.
Введение
Вряд ли кто-то возьмется спорить с утверждением, что «после распада Советского Союза Северный Кавказ стал самым нестабильным регионом в Российской Федерации»1. Более того, он по-прежнему стабильно пребывает в ситуации нестабильности. Если говорить точнее, насилие в регионе ассоциируется главным образом с национальными республиками, особенно тремя из них: Дагестаном, Чеченией и Ингушетией. Эта восточная часть Северного Кавказа, и прежде всего Чечения, считаются центром антимосковской активности, продолжающейся с начала первой чеченской войны 1994 года.
В западной части Северного Кавказа ситуация иная. Большинство экспертов согласны с тем, что «на «олимпийских» территориях социально-политическая обстановка относительно спокойна»2. Эту часть региона считают также более тесно интегрированной с Россией, чем традиционно нестабильный Восток, который в Стратегии национальной безопасности России до 2020 года фактически обозначен как зона борьбы с международным терроризмом3.
Возможно, еще одной угрозой для внутренней безопасности России стало бы возрождение черкесского националистического движения. Это грозило бы взорвать не только Кабардино-Балкарию, но и западные республики — Карачаево-Черкесию и Адыгею4, официально не входящую в состав Северокавказского федерального округа5.
Однако, представляется, что Кремль не рассматривает такой сценарий как реальную угрозу, больше беспокоясь по поводу воинствующего исламизма, который под влиянием чеченской войны принял в Кабардино-Балкарии заметные масштабы. На другие республики Северного Кавказа эффект дестабилизации распространился еще раньше, чем на Кабарду, которую от восточной части региона отделяет единственная на Северном Кавказе христианская республика Северная Осетия — Алания. Она в анонсах новостей фигурирует главным образом как мишень нападений боевиков.
Поскольку все процессы в восточной и центральной части Северного Кавказа так или иначе связаны с Чеченией, то она и будет находиться в центре анализа, хотя не будут обойдены вниманием и масштабы взрывоопасности и источники нестабильности в других республиках.
Этническое разнообразие как потенциальный источник напряженности
На Северном Кавказе существует целый комплекс проблем, затрагивающих внутреннюю и внешнюю безопасность Российской Федерации. Исследователи выделяют прежде всего следующие источники напряженности:
— напряженные межэтнические отношения между соседними народами;
— взаимные территориальные притязания;
— исторические обиды и несправедливость федерального Центра;
— исламизация местного населения или радикализация местных мусульманских общин;
— несправедливость и произвол местных властей в сфере экономики;
— националистические движения или борьба за независимость.
Последний фактор сыграл главную роль в подрыве стабильности в регионе после распада СССР. Однако, в анализ включены все перечисленные проблемы.
Первая из них — этническое разнообразие, в котором эксперты обычно усматривают фактор, усиливающий нестабильность. Именно поэтому некоторые аналитики характеризуют регион как «Кавказские Балканы». Этот термин пустил в обиход Зб. Бжезинский. Советник тогдашнего президента США Джимми Картера считал Кавказ частью более широкой зоны, которую он назвал Евразийскими Балканами, — территории, известной, по его словам, концентрацией энергетических ресурсов, нестабильностью и тенденцией к дроблению6.
Эта характеристика вполне применима и к восточной части Северного Кавказа. Дагестан отличается выдающимся этническим разнообразием (там проживают более 40 этнических групп), Чечения и Ингушетия — богатыми запасами углеводородных энергоресурсов, и все три республики — нестабильностью. Однако более пристальный анализ позволяет увидеть слабости такого подхода.
Горцам, как известно, случалось на протяжении долгого времени жить вместе, разделяя радость и горе. Несколько раз они создавали собственное государство, но это никогда не приводило к образованию «плавильного котла» — «переплавке» всего населения региона в единую нацию, и, в конце концов, они так и оставались раздробленными — но вовсе не из-за розни или ссор7. Другими словами, местные жители научились мирно сосуществовать, не ассимилируя друг друга. Все их усилия установить государственность вызывались главным образом какой-то общей для всех угрозой, а не удавалось это, в основном, из-за военных поражений.
Другой примечательный факт, не согласующийся с идеей об этническом разнообразии как об источнике нестабильности, — то обстоятельство, что народы Северного Кавказа никогда не сталкивались друг с другом в масштабных войнах. Локальные стычки между соседями происходили очень часто, но до советского времени они никогда не приводили к этническому противостоянию. И даже для Советов оказалось трудным делом разжечь межнациональную ненависть — чувство, которое совершенно не свойственно кавказцам. Здесь весьма красноречивым примером могут послужить отношения, складывавшиеся у местных жителей с пришлыми — такими, как казаки (в XV—XVI столетиях) или аланы (в IV—IX столетиях). Эти люди, поселившиеся рядом с северокавказцами, завязали с ними дружественные отношения и со временем переняли у них не только стиль одежды, но и образ жизни, формы поведения и способы ведения хозяйства, многие традиции. Существуют более поздние примеры того, как представители некоторых народов принимались в состав чеченского общества как его часть и основывали в Чечне собственные тейпы (кланы)8. Историки соглашаются в том, что свободный образ жизни привлекал в Чечню многих людей, принадлежавших к самым разным народам, особенно из угнетенной России9.
А в том, что в более поздние времена межэтнические отношения в регионе отличались напряженностью, следует винить политику Советского Союза, касающуюся этнических меньшинств. Проведенное Москвой изменение границ стало настоящей бомбой замедленного действия в регионе. Были посеяны и другие семена нестабильности. В то время изобрели интересную и на первый взгляд эффективную формулу сосуществования для народов Северного Кавказа. Хороший пример того, как она работает сегодня в Карачаево-Черкесии, содержится в работе Уве Хальбаха. Он замечает, что в республике высший пост (пост президента) закреплен за карачаевцами, составляющими 40% ее населения. Русские (34% населения) обычно выдвигают из своей среды главу парламента, а черкесы (19%) — главу правительства10. К сожалению, эта формула стала инструментом, помогающим Кремлю осуществить политику «разделяй и властвуй».
Когда главные посты стали предметом политической конкуренции, уровень этнической напряженности резко возрос. Например, балкарцы стали обвинять кабардинцев, что те заняли все эти посты в Кабардино-Балкарии. Другие республики, за исключением этнически однородных Чечении, Ингушетии и Северной Осетии, также не свободны от борьбы за власть по этническому признаку. Однако это не означает, что, как утверждают некоторые авторы, стоит только России уйти с Северного Кавказа, и там непременно начнутся столкновения. Как показывает история, народы Северного Кавказа способны сами регулировать свои отношения.
Этническая ненависть на Северном Кавказе, о которой говорят аналитики, — это не что иное, как порождение конфликтов, вспыхнувших совсем по другим причинам. Одна из них — споры из-за территорий. Истоки сегодняшнего насилия на Северном Кавказе, можно обнаружить в советских временах.
Столкновения из-за неподеленных территорий и богатства
После 1991 года на Северном Кавказе был по меньшей мере один территориальный спор11, переросший в вооруженный конфликт. В 1992 году произошли столкновения между ингушами и осетинами из-за Пригородного района. Продолжавшиеся шесть дней бои из-за ингушских земель, переданных в 1944 году осетинам, привели к гибели нескольких сот людей и появлению нескольких десятков тысяч внутренне перемещенных лиц (главным образом — ингушей). Потери и урон осетин были в несколько раз меньше12.
Необходимо подчеркнуть, что вопрос о возвращении Пригородного района был для ингушей жизненно важен. Они даже решили отделиться от объявившей независимость Чечении и остаться в составе Российской Федерации. Однако, воплотить в жизнь свою мечту ингуши так и не сумели.
После вспышки насилия 31 октября 1992 года, когда Россия продемонстрировала, что поддерживает осетин, ингуши потеряли всякую надежду вернуть свои земли путем лоббирования этого вопроса в Москве, если только ситуация в России не изменится. Кроме того, они поняли, какая роль досталась им в этом конфликте. Как подтвердил позже бывший президент Ингушетии Руслан Аушев, насилию дали ход с прицелом на Чечению. Легко было предположить, что чеченцы не останутся в стороне от конфликта, и это послужило бы оправданием для нападения на де-факто независимую Чечени13. Официальный Грозный осмотрительно воздержался от вмешательства в конфликт, и спор о Пригородном районе так и остался нерешенным до сих пор.
Карачаевцы и балкарцы, не имеющие с Чеченией ни общих границ, ни кровной связи, избежали столь драматического развития событий. Однако мрачные перспективы войны на этнической почве просматриваются и в Карачаево-Черкесии, и в Кабардино-Балкарии. Причины для нее немного отличны от причины конфликта между ингушами и осетинами, но тоже связаны с территориальными спорами. Доктор З. Беслени объясняет их так: «Главный источник глубоких этнополитических расколов и социальных беспорядков на Северо-Западном Кавказе — советская политика разделения наций и принуждения их после этого жить в рамках одного административного образования с другими, этнически никак не связанными с ними национальными группами»14. Это можно сказать не только о карачаевцах и балкарцах, которые сознают свое кровное родство, говорят на одном языке и хотят жить в рамках одного административного образования, но и о черкесах. Этот народ разделен административными границами трех республик и не желает делить политическую власть с карачаевцами и балкарцами.
Напряженность в отношениях между нациями, живущими в границах одной республики, имеет не только территориальные, но и экономические причины. Балкарцы15, так же как и другие народы, стремятся иметь своих представителей по крайней мере на республиканском уровне, чтобы обеспечить себе доступ к федеральному финансированию, считающемуся главным источником доходов для всего региона.
Северный Кавказ печально известен своей зависимостью от постоянных денежных трансферов из Центра. Согласно официальным данным, национальные республики дотируются больше чем на 50%, и, это, как считают многие исследователи, помогает держать ситуацию под контролем. Эксперт по проблемам Кавказа А. Малашенко дает следующие оценки: «…почти 90% доходной части бюджетов Ингушетии и Чечении составляют прямые субсидии из Москвы; для Дагестана эта цифра составляет 78%; для Карачаево-Черкесии — 76% и для Северной Осетии — 60%» 16. Показатели безработицы тоже взлетают до небес, демонстрируя важность поддержки со стороны Центра. Все приведенные выше цифры также помогают представить себе, насколько различные кланы и этнические группы заинтересованы во власти, превратившейся в яблоко раздора. Согласно российской официальной статистике, уровень безработицы в Ингушетии достигает 50,3%, а в Чечении — 33,9%, в то время как средний показатель по России составляет приблизительно 10% 17. Неофициальные цифры намного выше — по данным Дж. Данлопа и Р. Менона, около 70% для Чечении . Приблизительно половина всех компаний в Чечении и Ингушетии находятся на грани банкротства, а средняя величина заработной платы на государственной службе, где работают примерно 20% от общего числа занятых, составляет около 10 тыс. рублей в месяц — ниже чем где бы то ни было еще в России.
Таким образом, если ранжировать 88 регионов России по показателю уровня жизни, то, по оценке Данлопа и Менона, «Северный Кавказ окажется в самом низу списка»19. Тяжесть проблемы усугубляется высокой долей молодых людей в населении региона (т.н. «молодежный пузырь») и огромным разрывом между спросом на рабочие места и их наличием. Средний возраст безработных в этих республиках — 22—25 лет, в то время как по России в целом он составляет 34—35 лет.
Все сказанное выше также вполне согласуется с теорией человеческих потребностей. Эта теория выделяет определенные базисные потребности, без удовлетворения которых человек не может жить и благополучно удовлетворять потребности более высокого уровня. Если базисные потребности не удовлетворяются, люди вполне способны прибегнуть к насилию, особенно, если определенные лица или группы не видят никакого другого способа добиться удовлетворения своих потребностей20. «Если каких-то людей охватывает общее для всех них чувство, что они лишены экономических возможностей или политических преимуществ, которыми пользуются другие группы, — они обычно испытывают горечь и обиду и становятся склонны к насилию в политике»21.
Однако на Северном Кавказе этот фактор сглаживается теневой экономикой и традиционно сильной поддержкой внутри семей. Как отмечал профессор Ульяновского государственного университета Арбахан Магомедов, официальная статистика не отражает реального положения дел: «Огромную роль в жизни республики играет широко развитая теневая экономика, и произведенный там доход почти никогда не отражается в официальных финансовых документах»22.
Другими словами, на Кавказе бедность никогда не заставила бы людей взяться за оружие, но справедливости ради нужно признать, что для некоторых колеблющихся людей экономические факторы иногда могут оказаться решающими. Также очевидно, что в глазах большинства жителей Северного Кавказа Россия утратила роль посредника и верховного арбитра. Политический истеблишмент (особенно у малых народов) не считает, что Москва способна обеспечить справедливый механизм раздела власти. Кроме того, простые люди не доверяют и судебной системе и предпочитают решать свои проблемы другими средствами. Тем из них, кто сильнее всех отчаялся, приходится браться за оружие. Особенно привлекателен этот выбор для молодежи.
Исламизация и радикализация Северного Кавказа
Последний виток радикализации на Северном Кавказе невозможно анализировать вне контекста двух чеченских войн. В 1991 году после распада Советского Союза отделившаяся республика решила пойти своим собственным путем. Чеченские политики утверждали, что это была единственная возможность забыть исторические обиды и выстроить с Россией отношения нового типа.
Война вспыхнула в 1994 году, когда Чечения уже три года была де-факто независимой23. С тех пор этот приглушенный, но неразрешенный вооруженный конфликт остается главным катализатором беспорядков в регионе. Характер и формы этой длительной, однажды прервавшейся на три года, войны24 не раз менялись. Неспособность ни одной из сторон взять верх заставила и ту, и другую изменить тактику. Россия попыталась трансформировать вооруженный конфликт во внутричеченский и переложить ответственность за войну на пророссийские силы в самой Чечении— позднее эту политику назвали чеченизацией войны. Подавить восстание она не помогла, но отвлекла от него внимание международного сообщества: Москва больше не выступала мишенью постоянной критики за совершаемые в Чечении злодеяния.
Стали перестраиваться и противники Москвы. Чеченские боевики решили расширить фронт и перенести боевые действия в соседние республики. Стремясь привлечь на свою сторону как можно больше людей, они превратили борьбу за независимость Чечении в исламистское движение, основанное на самой радикальной идеологии салафитского джихадизма25. Была провозглашена новая цель — освобождение всего региона и создание «Исламского государства Имарат Кавказ [Кавказский эмират]» от Черного до Каспийского моря26. Получение международного признания больше не значилось в повестке дня партизан, тем более что, в полном соответствии с идеологией салафизма, в любой немусульманской общине виделся враг — если не реальный, то потенциальный.
Логика была проста: за независимость Чечении ингуши, дагестанцы, черкесы и другие народы воевать не станут, нужна общая платформа и объединяющая всех цель. И та, и другая были очевидны. На протяжении столетий сопротивление российским захватчикам на Северном Кавказе опиралось на религию, и пришло время, чтобы религия вновь сыграла свою роль. Однако шаг этот, на первый взгляд абсолютно логичный, на самом деле не был для чеченской стороны ни необходимым, ни политически выгодным. Поток молодежи, стремящейся участвовать в борьбе против несправедливости, после провозглашения Имарата практически не изменился. Как можно судить по официальным российским данным, представленным Федеральной службой безопасности (ФСБ), численность повстанцев с 2006 года держится примерно на одном уровне с незначительными колебаниями в ту или другую сторону. Каждый год глава ФСБ докладывает о примерно 250—300 «уничтоженных боевиках»27. Более ранний период рассматривается как время полномасштабной войны в Чечении, когда успехи операций ФСБ и военных измерялись тысячами ликвидированных боевиков28.
Поэтому представляется, что поддержка сопротивления больше связана с другими факторами. Как отмечал М. Фальковский, «методы антитеррористической борьбы, к которым прибегают «силовики» (общий термин, которым обозначаются российские структуры, осуществляющие принуждение, — такие как Министерство внутренних дел, Министерство обороны, военные, ФСБ. — М.И.), наносят больше потерь и ущерба гражданскому населению, чем кому-либо еще, и этим не устраняют нестабильность, а только усиливают ее»29.
Кроме того, жители Северного Кавказа чувствуют себя в России гражданами второго или даже третьего сорта. Повсюду в Российской Федерации за пределами своей родины они сталкиваются с опасностью националистических нападений и преследования со стороны полиции. И количество преступлений на почве национальной и расовой ненависти в России действительно чрезвычайно высоко. «По оценке Московского бюро по правам человека, в 2010 году в России было совершено приблизительно 170 ксенофобских нападений, в результате которых погибли 39 человек и около 213 получили ранения и увечья»30. Неприязнь российских националистов разделяют и люди с улицы. Исследование, проведенное Левада-центром в 2006 году, показывает, что 58% населения поддерживают лозунг «Россия для русских»31.
По существу, в осложнении ситуации и непрекращающихся беспорядках винить следует именно российскую политику. Пытаясь скрыть военные преступления, Россия ограничила доступ западных неправительственных организаций в зону конфликта и тем самым ограничила возможности для самореализации молодых людей. Кроме того, власти, особенно на Северном Кавказе, формируют образ западной культуры как дешевого массового производства. А в условиях очень трудной экономической ситуации, массовой безработицы, перенаселенности, кумовства, коррупции и бедности, молодым людям остаются, в основном, два пути. Попытки найти успокоение в Интернете, в онлайновых играх, спорте и т.д. не всегда дают возможность для самореализации, и правильным выбором кажется присоединение к вооруженному сопротивлению. Немало молодых людей предпочитают этот последний вариант: пожертвовать собой в джихаде представляется для них гораздо более осмысленным, чем вести столь убогую жизнь без какой бы то ни было реальной цели32.
На тот же путь толкает молодежь и произвол местных властей. Как пишет М. Фальковский, «нынешний чеченский режим… лишил людей права на достойную жизнь, обрек их на прозябание в нищете и социальной отверженности»33. Более того, солдаты Рамзана Кадырова (назначенного Москвой главы Чеченской республики), «терроризируют людей… такими методами, как казнь без приговора суда, захват заложников, похищение, пытки, заключение в незаконных тюрьмах»34.
Исламская идеология, которая осуждает такое отношение и такие действия и призывает вернуться к «золотому веку халифата», выглядит привлекательной в глазах молодых людей. Выросшие под воздействием двух чеченских войн, они не имеют никакого другого способа борьбы с несправедливостью, кроме вооруженного восстания. А поскольку Россия блокирует доступ к любой демократической альтернативе и не сумела предложить своей собственной35, исламизация на какое-то время для молодежи Северного Кавказа осталась единственным выбором.
Взгляд в контексте национализма
Уже происшедшая частичная исламизация и радикализация общества еще не означают конец националистического движения, лидерами которого на Северном Кавказе выступают чеченцы. Кроме них, ни один народ в регионе не провозглашал своей целью создание своего независимого государства. Однако, отмечает Д. Саграмосо, «большинство национальных групп Северного Кавказа по-прежнему стремятся сами управлять своими собственными делами, создавая тем самым проблему для внутренней политической и административной организации России»36.
Что касается чеченцев, они были готовы жертвовать собой ради этой идеи и доказали это. Цену, которую пришлось заплатить за эти две войны, невозможно выразить в социально-экономических категориях (до 250 тыс. погибших). Конечно, чеченское националистическое движение получило тяжелейший удар, когда в 2007 году Д. Умаров упразднил Ичкерию37 ради Имарата. После этого шага можно было бы утверждать, что по сравнению с другими националистическими движениями, сумевшими создать на базе своих вооруженных сил политическое крыло (Палестинa, Северная Ирландия), чеченцы сделали шаг назад. Тем не менее, как отмечал М. Фальковский, «идея национального освобождения глубоко укоренилась в чеченском обществе»38.
Решение придать иной облик конечной цели сопротивления хорошо согласовывалось с российскими усилиями представить чеченское сопротивление как террористическое движение. Российские средства массовой информации трубили на весь мир о «…найденных в схронах повстанцев инструкциях по пилотированию Боингов», о «чеченских телохранителях Усамы бин Ладена», «чеченских боевиках в Афганистане» и т.д39. Это послужило основанием для того, чтобы обвинить Д. Умарова в сотрудничестве с ФСБ 40. В 2011 году «Имарат Кавказ» был включен в американский список террористических организаций, но его уже не связывали с Чеченским правительством в изгнании, которое по-прежнему осуждало террористические методы войны и добивалось международного признания Ичкерии. Таким образом, Москва не преуспела в делегитимации чеченской борьбы за независимость.
Можно назвать еще несколько факторов, которые определяют трансформации, переживаемые сегодня исламистами, или возрождение национализма. Как справедливо отмечает норвежский исследователь Джули Вильхельмсен, первоначально ислам не играл большой роли в идеологии чеченского сепаратизма, и сомнительно, что ему принадлежит доминирующая роль сегодня. «В общем случае, укрепление религиозной веры в ходе войны обусловлено хорошо известным механизмом: в беде люди склонны обращаться к Богу. А в случае чеченцев религия послужила еще и инструментом организации и политизации»41.
Однако нормы адата42 были и по-прежнему остаются для чеченцев важнее законов шариата. Идеи радикального ислама им на самом деле чужды. Это стало очевидно, когда в период между двумя войнами (1996—1999 гг.) чеченцы отвергли путь салафизма. Большинству из них отказ от вековых традиций народа представлялся недопустимым. Как отмечал Н. Мелвин, «нетерпимость салафитского движения к национальным культурным традициям ограничивала возможности его распространения»43.
На Северном Кавказе национальный фактор играет немаловажную роль даже среди самих участников восстания. Пропагандистские рассуждения о единой исламской нации теряют актуальность, когда радикалы переходят к непосредственной практической работе. Джамааты44 в регионе формируются главным образом по национальному признаку и действуют обычно в границах территории национальных республик. Такой подход определяется знанием местности и отношением местных жителей. Даже те, кто поддерживает восставших, не желают, чтобы их «освобождали» представители другого народа. Иными словами, только черкесам позволяется убивать черкесов (Нальчик, 2005 г.) и дагестанцам казнить дагестанцев. Как отмечает Н. Мелвин, восстание на Северном Кавказе сегодня раздроблено на местные, в значительной степени автономные группы45.
Несмотря на все попытки российских властей искоренить национализм в Чечении (и, до известной степени, во всем регионе), весьма сомнительно, что они сумеют добиться своей цели. Этому препятствуют два фактора. Первый их них — национальный характер, который можно объяснить на основе теории этногенеза, выдвинутой знаменитым российским ученым Л.Гумилевым46. Теория Гумилева хорошо согласуется с теорией «молодежного пузыря»: в обеих центральным пунктом является то, что Гумилев называл пассионарностью и что известно как «драйв», свойственный главным образом молодежи. Подкрепленная соответствующими демографическими изменениями и слабостью Центра, пассионарность может даже порождать возможность восстания местных элит. Те способны сменить свою лояльность и начать поддерживать идеи национального освобождения.
Второй фактор, который поддерживает выживание националистического движения, — наличие многочисленной (по меньшей мере 150 тыс. человек) чеченской диаспоры в Европе. Вынужденные покинуть родную страну из-за невыносимой жестокости войны и репрессий, эти люди по большей части остаются привержены идее независимого чеченского государства. Это и понятно: чеченцам, как отмечал А. Пионтковский, «доказывали», что они российские граждане, атакуя и разрушая их города, похищая и пытая их родных47. Другими словами, «Россия вела тотальную войну против тех, кого сама же объявила своими гражданами»48. В сопротивлении видели единственный способ сохранить у себя на родине свою национальную идентичность, культуру и язык. Кроме того, чеченцы не исключали, что, если сопротивление терпит неудачу, их будет ждать массовая депортация, подобная той, которую они испытали в 1944 году, если не что-то еще худшее49, и политики Ичкерии позаботились о том, чтобы это мнение закрепилось. Таким образом, независимость и международное признание их государства были для чеченцев единственным средством избежать повторения трагедий, которые им пришлось пережить в 1944, 1994—1996, и 1999—… годах. «Главный жизненный урок, который выучили чеченцы, — то, что, оставаясь в составе России, они остаются уязвимы для произвола властей и для притеснений»50.
Подводя итоги сказанному, подчеркнем, что для Москвы главная проблема на Северном Кавказе по-прежнему связана с чеченским националистическим движением. Его потенциал не ликвидирован и даже не понижен до критически опасного для него уровня, и потому в ближайшем будущем можно ожидать нового витка конфликта с требованием признать независимость чеченского государства.
Заключение
Как показывает анализ ситуации безопасности на Северном Кавказе, сегодня насилие связывается с восточной частью региона. Однако выплеск чеченской войны, который уже взорвал стабильность в Кабардино-Балкарии, заставил балансировать на грани войны и кровно связанные с Чеченией западные республики.
История Кавказа подтверждает, что этническое разнообразие региона не отражается на уровне его взрывоопасности. Народы здесь много столетий жили в тесном соседстве в мире и согласии. Как показывает анализ, вернее связывать межэтническую ненависть с советским правлением. В сущности, в ее основе лежат территориальные споры между народами. Стабильность подрывал Кремль, который изменял существовавшие границы республик, чтобы разделять и властвовать.
Сегодня ситуация изменилась. Правление России опирается главным образом на регулярные денежные трансферы и военную силу, но в глазах большинства жителей Северного Кавказа Москва уже утратила доверие и роль арбитра в том, что касается поддержания мира, да и просто распределения богатства и дохода. Частое обращение к военной силе породило порочный круг. Произвол местных и федеральных властей («силовиков») служит питательной средой сопротивления, в то время как попытки Москвы оправдать свои военные действия и злодеяния на Северном Кавказе привели к радикализации и к самообману.
Чеченское национально-освободительное движение все еще остается главным мотором сопротивления на Северном Кавказе. Даже подвергшись радикализации, оно по-прежнему определяет возможности разрешения конфликта и умиротворения региона. Поэтому оно, скорее всего, будет возрождаться до тех пор, пока не придет к своей реальной цели. Даже если Россия сумеет добиться его ослабления, существует большая вероятность того, что насилие на Северном Кавказе вспыхнет с новой силой. Единственный способ избежать этого — признать, наконец, подлинные причины конфликта и обратиться к решению проблем, с которыми связана реальная цель движения.
Марат Ильясов, магистр политических наук Вильнюсского государственного университета (Тбилиси, Грузия)
1. Matveeva A. The North Caucasus: Russia’s Fragile Borderland. London: The Royal Institute of International Affairs, Research Paper, 1999. P. 1.
2. Górecki W. Managers Instead of Governors-Generals? Moscow’s New Tactics in the North Caucasus. Warsaw: Centre for Eastern Studies, 2010. P. 1.
3. См.: McDermott R. Russia’s National Security Strategy. The Jamestown Foundation, 19 May 2009 [http://www.jamestown.org/single/?no_cache=1&tx_ttnews%5Btt_news%5D=35010].
4. Адыгейцы, кабардинцы и черкесы считают себя одним народом (см.: Light M. Migration, «Globalised» Islam and the Russian State: A Case Study of Muslim Communities in Belgorod and Adygea Regions // Europe — Asia Studies (University of Toronto), 2012, Vol. 64, Issue 2. P. 195—226).
5. Северокавказский федеральный округ включает 6 национальных республик и Ставропольский край, но в рамках данного исследовании представляется целесообразным исключить из рассмотрения Ставропольский край и включить Адыгею. В этом случае территория Северного Кавказа составила бы почти 119 тыс. квадратных километров с населением приблизительно в 7 млн человек, большинство из которых исповедуют ислам.
6. См.: Бжезинский Зб. Великая шахматная доска. М.: Международные отношения, 1999.
7. Историки говорят о средневековом Дагестане как об общей горной территории, на которой совместно жили вайнахи (чеченцы и ингуши) и дагестанцы. Государство современного типа (как его понимают сегодня) впервые возникло на этой территории в конце XVIII века. Чеченский шейх Мансур Ушурма сумел объединить большинство северокавказцев для отражения российской агрессии. Еще одна отчасти удавшаяся попытка объединить Северный Кавказ была предпринята в середине XIX столетия. Родившийся в Дагестане имам Шамиль стал главой теократического государства имамата, который включал горные территории Чечении и Дагестана. В начале XX столетия северная часть Кавказа вновь была объединена в конфедеративное государство. Горская республика, возглавлявшаяся президентом чеченцем Тапой Чермоевым, просуществовала почти год. О последней попытке создать единое государство для всех народов Северного Кавказа заявил в 2007 году лидер исламистов Доку Умаров.
8. Чеченский историк Маирбек Вачагаев выделяет тейпы, берущие свое начало от русских, татар, турок, евреев, черкесов и представителей других народов (см. Вачагаев М. Чеченский тейп: вчера и сегодня, 2008
[http://www.chechen.org/cheteip/13-chechenskijj-tejjpvchera-i-segodnja.html]).
9. Как отмечал ученый Моше Гаммер, верующие всех религий чувствовали себя в имамате совершенно свободно (см.: Гаммер М. Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана. М.: КРОН-ПРЕСС, 1998).
10. См.: Halbach U. Russia’s Internal Abroad, the North Caucasus as an Emergency Zone at the Edge of Europe. Berlin: German Institute for International and Security Affairs, Research Paper, 2010. P. 23.
11. Этническая стабильность в регионе была подорвана во времена советского правления, когда границы республик были перекроены после депортации четырех народов. В ноябре 1943 года карачаевцы, а в феврале — марте 1944 года балкарцы, чеченцы и ингуши были высланы в Среднюю Азию и Сибирь. После возвращения на родину в 1957 году они увидели, что земли их предков заняты другими, это вызвало межэтническую напряженность и открытые столкновения. С того времени у Чечении существуют территориальные споры с Дагестаном и Ингушетией, а балкарцы требуют возвратить им район, ранее переданный кабардинцам. Есть также проблема разделенного народа в Дагестане: после краха Советского Союза лезгинский ирредентизм стал там потенциальным источником конфликта. Нынешние инициативы федерального правительства, которое считает возможным объединение республик, например Адыгеи с Краснодарским краем, также ведут к росту межэтнической напряженности (см.: Melvin N.J. Building Stability in the North Caucasus. Ways Forward for Russia and the European Union // SIPRI Policy Paper (Bromma), 2007, No. 16. P. 26).
12. См.: Russia: The Ingush-Ossetian Conflict in the Prigorodnyi Region. Helsinki: Human Rights Watch, 1996. P. 1.
13. См.: Интервью Р. Аушева «Радио Свобода» [http://www.youtube.com/watch?v=7EvAayw7_g0].
14. Besleney Z.A. Ethnic Unrest in the Northwest Caucasus, 2002
[http://www.kafkas.org.tr/english/tarih/circassian_karachai_essay_.html].
15. Объединение с карачаевцами, по их мнению, дало бы им больше возможностей.
16. Кавказ устал от хаоса // Независимая газета, 17 ноября 2009
[http://www.ng.ru/ng_politics/2009-11-17/11_kavkaz.html].
17. [www.gks.ru]. Близкие показатели наблюдаются и в других республиках Северного Кавказа.
18. См.: Dunlop J.B., Menon R. Chaos in the North Caucasus and Russia’s Future // Survival, Summer 2006, Vol. 48, No. 2. P. 101.
19. Ibid. P. 105.
20. См.: Kok H. Reducing Violence: Applying the Human Needs Theory to the Conflict in Chechnia // The Journal of Turkish Weekly, 2007
[http://www.turkishweekly.net/article/308/reducing-violence-applying-the-human-needs-theory-to-the-conflict-in-Chechnia.html].
21. Gurr T.R. Why Men Rebel. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1970 (цит. по: Sagramoso D. Violence and Conflict in the Russian North Caucasus // International Affairs, 2007, No. 4. P. 690).
22. Magomedov A. Daghestan and the Russian State: «Stable Instability» Forever? // The North Caucasus Crisis, Russian Analytical Digest, 21 December 2009, No. 70. P. 9—14.
23. Война 1994—1996 годов, получившая название «операции по восстановлению конституционного порядка», завершилась выводом российских войск из республики. Стороны подписали Хасавюртовские соглашения (1996 г.) и мирный договор (1997 г.) — документы, которые воспринимались как фактическое признание независимости Ичкерии. Решение проблемы официального признания Россией независимости Чечении откладывалось на 5 лет, в течении которых в республике должен был быть организован референдум по поводу статуса..
24. Вторая война началась в 1999 году, невзирая на подписанный за два года до того президентами России и Ичкерии мирный договор. Называлась она «контртеррористической операцией». Официально война завершилась в марте 2009 года. Однако сопротивление не прекратилось. Более того, партизанские действия перекинулись на соседние республики, чьи территории также превратились в район боевых действий. С тех пор ситуация не изменилась.
25. В средствах массовой информации представителей салафитского джихадизма обычно называют ваххабитами. Термин «салафитский джихадизм» пустил в оборот французский политолог Жиль Кепель, по словам которого, тот сочетает «пиетет к священным текстам в самом буквальном их толковании с абсолютной приверженностью джихаду» (Kepel G. Jihad. The Trail of Political Islam. London: I.B. Tauris&Co, 2006).
26. Изменения начались при преемнике президента Ичкерии Аслана Масхадова. Шейх Абдул-Халим Садулаев хотя и видел в других республиках Северного Кавказа составную часть вновь сформированного фронта, но не пытался изменить главную цель чеченских бойцов. Отказ от независимости Ичкерии как от цели произошел год спустя после его гибели в 2006 году. Однако объявленная Доку Умаровым «смена вех» не получила поддержки чеченских политиков, которые стремятся к международной поддержке Чеченской Республики.
27. См. ежегодные отчеты ФСБ на сайте: [http://www.agentura.ru/dossier/russia/fsb/].
28. Никаких надежных данных о числе убитых в Чечении в первые годы второй войны не существует. Российские источники постоянно занижают потери среди гражданского населения и стремятся преувеличить свои военные успехи. Однако можно сделать уверенный вывод, что размах сопротивления последовательно сокращался. Аналитики также указывают, что, если судить по числу убитых партизан или террористических нападений, лидером «террористической активности» на Северном Кавказе после 2010 года стал Дагестан. Однако в реальности данные могут быть сознательно искажены по самым разным мотивам (например, Чечениия должна представляться примером стабильности для других республик). Поэтому реальные тенденции выпадают из рассмотрения.
29. Falkowski M. Chechnia: Between a Caucasian Jihad and “Hidden” Separatism // Policy Briefs, CES, January 2007. P. 44.
30. Nichol J. Stability in Russia’s Chechnia and Other Regions of the North Caucasus: Recent Developments // Congressional Research Service, 13 December 2010. P. 18 [http://www.fas.org/sgp/crs/row/RL34613.pdf].
31. Dunlop J.B., Menon R. Op. cit. P. 102.
32. Большинство исследователей полагают, что главным источником пополнения рядов сопротивления является молодежь, многочисленная и не имеющая работы. Однако, в целом картина сложнее. После нападения на столицу Кабардино-Балкарии Нальчик в октябре 2005 года Министерство внутренних дел представило социальный портрет 166 участников акции. 87% из них были молодыми людьми в возрасте приблизительно 30 лет, 20% имели полное среднее или университетское образование, и только 1,2% не смогли закончить восьмилетку (см.: Halbach U. Op. cit. P. 18).
33. Falkowski M. Op. cit. P. 52.
34. Ibid. P. 56.
35. Геннадий Гудков, (теперь уже бывший) заместитель председателя комитета российской Государственной Думы по безопасности и полковник ФСБ в отставке предсказывал, что Россия могла потерять Северный Кавказ не из-за исламского фундаментализма, но из-за неспособности центрального правительства сформировать последовательную политику (см.: Dunlop J.B., Menon R. Op. cit. P. 107).
36. Sagramoso D. Op. cit. P. 681—705.
37. Официальное название республики Noxçiyn Paçẋalq Noxçiyçö, Нохчийн Республик Ичкери (по-чеченски) — Чеченская Республика Ичкерия.
38. Falkowski M. Op. cit. P. 61.
39. Американские теракты придуманы в Чечне, 2001 [http://www.utro.ru/articles/2001092414133037162.shtml]; Абаринов В. Было ли законным убийство Усамы бин Ладена? 2011 [http://www.svobodanews.ru/content/transcript/24107828.html]; В Афганистане убиты арабские и чеченские боевики [http://voinenet.ru/novosti/operativnaya-informatsiya/25373.html].
40. Нередко исламистские движения создавались и использовались российскими спецслужбами, с целью расколоть чеченское общество. Первое такое движение было основано Бесланом Гантемировым (полковником российского ФСБ) в 1991 году. В 1998-м году салафиты спровоцировали боевые столкновения с чеченскими правительственными силами. Позже исламистские движения дали России повод обвинять чеченцев в том, что они террористы, что производило большой эффект после нападения 11 сентября. Этот миф был развеян чеченскими беженцами в западных странах. Не было ни одного случая организации чеченским сопротивлением террористического нападения; что же касается салафитов, то предполагается, что они ведут войну и со всеми западными правительствами.
41. Wilhelmsen J. Between Rock and Hard Place: The Islamisation of the Chechen Separatist Movement // Europe-Asia Studies (Carfax Publishing), January 2005, Vol. 57, No. 1. P. 35—38.
42. «Адат» означает «правило». Исследователи обычно говорят о нем как о наборе культурных норм, ценностей, обычаев, обязательных для всех членов данного сообщества, другими словами, как о своего рода неписаной конституции.
43. Melvin N.J. Op. cit. P. 19.
44. «Джамаат» в мирное время означает религиозную общину, а во время войны — группу бойцов.
45. См.: Melvin N.J. Op. cit. P. 4.
46. Говоря вкратце, теория этногенеза описывает историю народов в свете представлений биологии, географии и ряда других естественных наук. Согласно этой теории, каждый народ, если он не попадает в какую-то форс-мажорную ситуацию, проходит в своем развитии определенный цикл, длящийся приблизительно 1 500 лет, который можно разделить на 5 стадий приблизительно по 300 лет каждая. Этнос рождается, растет, достигает зрелости, приходит в упадок и исчезает, чтобы снова возродиться. Стадия исторического развития этноса жестко коррелирует с величиной доли в нем людей, всецело преданных какой-то идее (пассионариев). Другими словами, пассионарии — это люди, чья биохимическая энергия не знает преград, что позволяет им жертвовать собой ради идеи. Пассионарность, как утверждал Гумилев в своей основополагающей книге «Этногенез и биосфера земли», работает против основного инстинкта самосохранения. Хотя концепцию пассионарности можно счесть необоснованной с точки зрения естественных наук, для Гумилева пассионарность выступает именно как природная сила, являющаяся двигателем истории. По мере развития этноса уровень пассионарности в нем изменяется.
47. См.: Piontkovsky A. North Caucasus: One War Lost, Another One Begins, March 2011 [http://www.opendemocracy.net/print/58533].
48. Williams B.G. Commemorating the Deportation in Post-Soviet Chechnia // History and Memory (Indian University Press), Spring — Summer 2000, Vol. 12, No. 1. P. 101—134.
49. На самом деле чеченцам трудно вообразить что-то более страшное, чем тогдашняя депортация, которую Европейский парламент в 2004 году признал актом геноцида. Как подчеркивал Б. Уильямс, депортация оказала крайне долговременное воздействие на коллективную память чеченцев. «Память о ней стала частью национальной идентичности. Забвение этой постоянно взывающей к памяти травмы превращается в акт предательства по отношению к сообществу». Россия воспринимается как преемник Советского Союза — государства, в котором чеченцы видят подлинного врага (Williams B.G. Op. cit. P. 101—134).
50. Akhmadov I. The Russian-Chechen Tragedy: The Way to Peace and Democracy. Conditional Independence under an International Administration. The Ministry of Foreign Affairs of the Chechen Republic of Ichkeria, 2004 // Central Asian Survey, 2003, Vol. 22, Issue 4. P. 27.