К сожалению, экономика не всегда отделима от политики. Особенно это правомерно, когда речь заходит об экономических отношениях между странами. Постсоветское пространство в этом случае не исключение. Так, например, дискуссия вокруг соглашения о зоне свободной торговли между ЕС и США уже скатилась к обсуждению последствий для демократии, если вдруг споры между компаниями о недополученной прибыли из-за решений местных властей (например, запрет на добычу сланцевого газа) и государствами будут рассматриваться в судебном порядке. В случае же с постсоветскими государствами мы наблюдаем обратную логику: не экономика нанесет урон политике, а политика может стать подспорьем для развития экономических связей или напротив затормозить их. С последним сложно не согласиться ‑ 2008 г. это наглядно продемонстрировал. Однако из этого не следует, что политического решения достаточно для расширения экономических отношений между двумя странами. Необходимы иные предпосылки. Именно об их наличии или напротив отсутствии ниже пойдет речь.
Работы об экономической интеграции, опыт ЕС, а также просто история развития и расширения экономических связей между отдельными странами показывают: устойчивые взаимовыгодные связи наблюдаются между странами со сравнительно равным высоким экономическим развитием, если торговля примерно сбалансирована по товарным группам и значительна доля отраслей с «длинными» производственными цепочками. Другими словами: обмен газа на вино не то же самое, что торговля комплектующими машиностроительного комплекса.
Почему нет? Обмен одного товара с низкой добавленной стоимостью на другой означает, что между странами не формируются связи на уровне фирм (производственные цепочки), а это означает, что нет оснований для инноваций, выгоды от которых получили бы обе стороны. Интересно, что широкие связи на уровне малых и средних предприятий промышленного сектора стран снижает возможности политики повлиять на торговые отношения. Стоимость такого вмешательства будет непомерно высока, ведь найти точный эквивалент промышленной продукции (тем более комплектующего) сложнее, чем заменить молоко из одного региона на произведенное в другом. Возможность легко найти замену допускает политические игры. Способствует этому и сравнительно малое число компаний участвующих в торговле (малые и средние предприятия не поставляют энергоресурсы). Логика развития России и Грузии до данного момента не дает оснований полагать, что кооперация будет развиваться внутри промышленных отраслей. Конечно, восстановление торговли товарами с низкой добавленной стоимостью (продукты питания и т.п.) после 2008 г. продолжится, но этого недостаточно, чтобы переломить тренд отклонения торговли на третьи страны.
Перспективы развития рекреационной отрасли на постсоветском пространстве, если рассматривать всю совокупность написанного об этом начиная со студенческих курсовых и заканчивая размышлениями на уровне регионов, похоже были переоценены. Причины этого кроются в том, что начиная с 1990-х годов в качестве стандарта стал рассматриваться образ жизни upper middle и upper class экономически успешных стран Западной Европы конца XX. Убеждение, что так именно так правильно, должно и что это единственно возможный вариант, получило широкое распространение. Так, в экономически благополучные годы середины первого десятилетия XX в. многие располагавшие финансами российские граждане охотнее тратили их на поездки в дальнее зарубежье, а не на приобретение недвижимости. Кроме того, стоимость недвижимости была несоразмерной высокой, что также толкало людей на трату денег на путешествия или на покупку импортных автомобилей, ведь на квартиру все равно не накопить. (Все это резко отличалось от поведения населения западноевропейских стран в 1950‑1960-е годы, когда шло восстановление экономики.) То есть надежды некоторых аналитиков, что граждане собственных стран и других постсоветских республик начнут чаще ездить в отпуск и выберут в качестве направления именно отечественные/постсоветские курорты, а также поедут отдыхающие из стран дальнего зарубежья, ‑ эти надежды не реализовались. Имеющиеся в распоряжении населения деньги были потрачены на отдых в заморских краях, мало перепало отечественной экономике, в том числе и рекреационному сектору. А привлечь больше туристов из стран дальнего зарубежья не удалось ‑ постсоветские курорты в целом проигрывают конкурентам в цене/качестве. Что ждет нас в будущем? Всего скорее все то же, что мы наблюдали в прошедшие два десятилетия, лишь с поправкой на менее оптимистичное развитие экономики. Хотя опять же серьезное сокращение потоков туристов после 2008 г. заставляет предположить, что рост в будущие годы будет (в первые месяцы 2014 г. туристов из РФ было на 30%, чем за аналогичный период прошлого).
Энергетика, транспортны и инфраструктурные проекты априори крупные, поэтому для них необходима политическая воля или экономические аргументы стремительно развивающейся торговли на уровне малых и средних предприятий. На фоне обострения отношений между Россией и ЕС из-за конфликта на Украине любые высказывания о перспективах проектов в этой области явно переходят в разряд гадания на кофейной гуще. Правда, причиной для развития транспортной инфраструктуры может стать вступление Армении в Таможенный Союз. Однако сложно делать прогнозы развития инфраструктуры на основе высказанных намерений.
То же можно сказать об инвестициях. В российской экономике преобладают крупные предприятия. Это оказывает непосредственное влияние на характер российских ПИИ: их осуществляют крупные компании, то есть политическая составляющая больше, а перспективы дальнейшего роста меньше (пул тех крупных игроков, кто еще не осуществил инвестиции в ближнее зарубежье, не столь уж и велик; о динамике российских ПИИ см. подробнее работы коллектива ИМЭМО РАН под руководством А.В. Кузнецова). Говорит о том, что россияне начнут активнее покупать недвижимость в Грузии также не приходится: приобретение недвижимости в Прибалтике и других странах ЕС было мотивировано желанием получить свободу передвижения. Приобретение квартиры в Тбилиси такой добавленной стоимости не несет.
Таким образом, если резюмировать: экономических предпосылок для развития взаимной торговли мало (препятствует отраслевая структура экономики и доминирование крупных компаний), туристические потоки не вряд ли значительно вырастут, поскольку общество позаимствовало модель отдыха у состоятельного западноевропейского класса конца XX в., а крупные инфраструктурные проекты зависят от политической воли. Не может переломить этот тренд и значительная грузинская диаспора, проживающая в России. Однако сухие экономические данные не умаляют тесных эмоциональных связей между Россией и Грузией (чего только стоит популярность и экономический успех грузинских ресторанов в России), но вероятность того, что в ближайшее время это выльется в статистике внешней торговли или потоков ПИИ мала.
Наталья Тоганова, ИМЭМО РАН
