Северный Кавказ – регион, который по праву можно назвать своеобразной природной границей между Грузией и Российской Федерацией. Небольшой регион, культурно, этнически и традиционно тяготеющий к Грузии, но юридически пребывающий в составе России, уже не первый год является неким камнем преткновения между Москвой и Тбилиси. Разумеется, речь не идет об оспаривании прав на территорию, как нередко пытаются представить некоторые представители российских экспертных кругов. Но поспешу успокоить читателей, Грузия не то, что не в состоянии претендовать на соседние земли, но и вовсе не преследует подобных целей. Все пламенные речи грузинских политиков и общественников о формировании единого кавказского пространства и о возвращении Грузии центральной роли в регионе, как правило, звучат в сугубо одной плоскости – культурной. Но и политический подтекст, разумеется, имеется.
Не нужно много рассказывать об исторических связях грузинского и северокавказского народов. Если копнуть слишком глубоко, то и вовсе можно докопаться до общего происхождения грузин с рядом этносов региона, на что, например, указывают работы, как грузинских, так и западных ученых. Более того, единое происхождение подтверждала даже советская школа. И лишь сейчас, в научных кругах современной России эта версия получает отрицание. Само собой, любой подход к истории и этногенезу имеет право на существование, но последние изыскания российских ученых все чаще приобретают политический окрас, ежели профессиональный. Однако, речь не об этом. Возвращаясь к теме, следует отметить, что Россия и ее интересы появились на Кавказе довольно поздно. Первые активные политические контакты российского царского трона с кавказскими народами и государствами датированы серединой XVI века. Первый политический союз на Кавказе Москва заключила в 1557-ом году с Кабардой, точнее – с некоторыми адыгскими княжествами. Спустя четыре года дочь кабардинского князя Темрюка Гущэнэй (после крещения Мария) стала женой царя Ивана Грозного. В 1558-ом году Москва наладила дипломатические отношения и с Кахетинским царством, но из-за отдаленности российского центра от региона, эти отношения просуществовали недолго. Перманентные контакты сохранялись до начала XVII века; затем практически прекратились и вновь активно возобновились лишь спустя сто лет. Последовали известные всем события, образование Кавказской линии, война с Турцией, подписание Георгиевского трактата и завоевание Северного Кавказа.
Все последующие годы (не считая нескольких лет независимости Грузии, Армении и Азербайджана в начале ХХ века) Северный и Южный Кавказ существовали в большой и «дружной семье» СССР. Так продолжалось до самого распада Союза, после чего Москва и Тбилиси с успехом начали все дальше и дальше отдаляться друг от друга политически и геополитически. Но краеугольный северокавказский камень не сразу стал таковым в отношениях Грузии и России.
В начале девяностых республики Северного Кавказа, за исключением, пожалуй, Ингушетии, поддержали сепаратистские регионы Грузии – Абхазию и Южную Осетию. Присутствие северокавказцев особенно было заметным в Абхазии, где на стороне провозгласивших независимость от остальной Грузии сепаратистов, воевали отряды Конфедерации горских народов Кавказа. Сама конфедерация, точнее ее идея сплочения, просуществовала недолго. Но присутствие сил этого политического образования в Абхазии отрицательно отразилось на отношениях грузин и северокавказцев. Чечня была единственной республикой региона, с которой Тбилиси удавалось выстраивать контакты, обладавшие хоть какой-то внятной формой. Как и при Дудаеве-Гамсахурдия, так и при Масхадове-Яндарбиеве-Шеварднадзе. И это несмотря на то, что чеченцы также воевали на стороне абхазов во время вооруженного конфликта за выход автономии из состава Грузии. Но как бы то ни было, грузинские власти предоставляли чеченским беженцам коридоры и убежище, трибуны для того, чтобы они смогли донести до мира свою правду, а на функционирование официальных представительств Ичкерии на территории Грузии официальный Тбилиси «закрывал» глаза, чем вызывал крайнее раздражение Москвы. Возрастающее напряжение в отношениях достигло пика уже при правлении российского президента Владимира Путина. Лидер, уже тогда склонный к авторитаризму и пропагандирующий «поднятие России с колен», начал свою карьеру хозяина Кремля с одностороннего решения о вводе визового режима с Грузией. Спустя два года похолодание между Москвой и Тбилиси чуть было не переросло в жар – военные самолеты, залетевшие в воздушное пространство с территории России, сбросили несколько бомб над Панкисским ущельем. Погибли три человека. Тбилиси обвинил Москву в военной агрессии, Кремль в ответ умыл руки – здесь заявили, что Россия не причастна к этой операции. Без того бесперспективный диалог вовсе зашел в тупик.
Потепление наступило лишь после смены власти в Грузии путем Революции роз. Харизматичный и энергичный молодой президент Михаил Саакашвили пообещал сделать все, чтобы наладить отношения с большим северным соседом. Его первый зарубежный визит был осуществлен в Москву; а грузинское время символично было переведено на московское, при этом Саакашвили отзывался о российском лидере крайне положительно. Но именно при правлении эпатажного Саакашвили Северный Кавказ стал самым настоящим камнем преткновения в отношениях Москвы и Тбилиси.
Вообще, северокавказскую политику Тбилиси последних десяти лет можно условно разделить на ту, что велась до августа 2008-го и ту, что велась после. Если будем точными, то до августовской войны определенной, четко продуманной северокавказской политики как таковой не было. Отношение к тем же чеченским повстанцам было охарактеризовано одной лишь фразой, которую президент Грузии обронил во время одного из своих брифингов в 2004-ом году. «Избавь Бог нас от таких друзей, а от врагов мы избавимся сами» — заявил Саакашвили в ответ на выступление лидера чеченских повстанцев Аслана Масхадова, в котором он пожелал Грузии успехов в борьбе с Россией и поблагодарил за помощь чеченским беженцам и представителям Ичкерии на территории Грузии. Насколько слова Масхадова имели под собой почву, то есть имела ли место реальная поддержка чеченского сопротивления в 2004-ом году со стороны Тбилиси, сейчас сказать сложно. Тогда ряд политологов слова чеченского лидера сочли за провокацию, целью которой было стравить Москву и Тбилиси. Хотя, не исключено, что Масхадов вовсе не имел злых умыслов в голове, а просто поблагодарил за прием беженцев. Известно, что этот лидер Ичкерии был наиболее далек от разного рода интриг и провокаций. Но, как бы то ни было, Тбилиси тогда было сложно обвинить в поддержке чеченского подполья. Грузинские власти максимально абстрагировались от северокавказской тематики, понимая, что это вызывает раздражение у Москвы, с которой обязательно надо было возобновлять диалог.
Ситуация радикально изменилась в 2008-ом году. Сразу после августовской войны. Все «мосты» в направлении России были сожжены и «руки» официального Тбилиси были развязаны. Августовская война показала, что образ Грузии на Северном Кавказе остался таким же, как и в начале девяностых. На Грузию смотрели, как на агрессора практически во всех республиках южного региона России. Такой образ Грузии вырисовывался также и благодаря российской пропаганде, целенаправленной работе федеральных СМИ. В Тбилиси же поняли, что уже дважды наступили на одни и те же грабли и решили в корне пересмотреть отношения с отдельным субъектом Российской Федерации. И действительно, несмотря на войны и на зачастую несправедливую и агрессивную политику России на Северном Кавказе, население этого региона почти массово поддержало военную операцию против Грузии. Значит, что-то было не так и, значит, это что-то следовало менять.
Первым шагом официального Тбилиси в сторону Северного Кавказа стало открытие в декабре 2009-го года телевизионного канала «Первый кавказский» на базе Общественного вещателя Грузии. Этот канал был призван рассказывать аудитории (основная аудитория – опять же жители северокавказских республик) о культуре Грузии, ее народе, образе жизни, политике и проводимых реформах. Параллельно с открытием телеканала Тбилиси принялся акцентировать внимание на организации самых разных международных семинаров, конференций и слушаний с привлечением опять же жителей Северного Кавказа и представителей кавказских диаспор. Успех не заставил себя долго ждать – в Грузию действительно потянулись чеченцы, черкесы, ингуши, осетины и народы Дагестана. Кто-то приезжал с настороженностью, кто-то не скрывал восторга. Ведь, по праву Грузия на фоне остального Кавказа выглядела довольно успешным в осуществлении ряда реформ, ярким государством. Особенно впечатленные гости не скрывали – Грузия для них становилась окном в Европу. Правда, не все шло гладко. Так, телеканал «Первый кавказский» просуществовал всего полгода. Спустя пару недель после начала вещания, он был снят с французского спутника, в чем логично видели руку Москвы. Через пять месяцев канал и вовсе прекратил трансляцию. Он возродился уже в другом виде опять же через полгода. Новый телевизионный продукт получил новое название «канал ПИК – Первый Информационный Кавказский». Основная тематика осталась прежней – Северный Кавказ и Грузия. Незадолго до выхода канала ПИК в эфир Михаил Саакашвили сделал, пожалуй, одно из своих самых громких заявлений. А именно, с трибуны ООН президент Грузии произнес во всеуслышание, что желает видеть Кавказ единым. Нет Северного и Южного Кавказа – молвил Саакашвили – есть единый Кавказ. Правда, тут же подчеркнул, что речь идет лишь о культурном и социальном единстве. Но Москве этих слов хватило для того, чтобы сделать определенные выводы. В российской столице, по всей видимости, поняли, что и без того взрывоопасный регион может захлестнуть новая волна нестабильности. Никто не знал, куда приведут идеи о едином Кавказе. Власти Грузии, тем временем, вовсю шли вперед – осенью 2010-го Тбилиси объявил об односторонней отмене виз для граждан России, проживающих на Северном Кавказе. В Москве вновь возмутились, назвав этот шаг дискриминационным – ведь, если жителю Чечни для путешествия в Грузию виза была не нужна, то жителю, например, Чувашии или Омской области, таких привилегий не полагалось. Но Москва зря возмущалась: она была первой, введя «этнический» принцип пересечения границы, когда облегчила въезд в РФ абхазам и осетинам. Тбилиси изо всех сил старался продемонстрировать свое центральное место на Кавказе и в какой-то степени ему это удавалось. Плюс ко всему, налаживание отношений с Северным Кавказом позволяло одновременно наносить удары России. Грузинские власти нащупали слабое место в броне соседа – это регион, который всегда был болью империи из-за ее неумения и неспособности проводить на месте продуктивную и последовательную политику. А значит, останавливаться было нельзя.
Самым, пожалуй, громким шагом в северокавказской политике Тбилиси стало признание геноцида черкесского народа. Резолюцию, осуждающую действия российских властей на Кавказе в XVIII-XIX веках, грузинский Парламент единогласно принял в мае 2011-го года. Это решение по сей день вызывает неоднозначную реакцию даже в самой Грузии. Политологи называют несколько основных причин, которыми одновременно руководствовалась грузинская власть, признавая геноцид.
Во-первых, отношения с черкесами были испорчены во время войны в Абхазии, где они воевали против грузинской гвардии. Соответственно, признание помогло бы урегулировать непростые отношения между народами. Если следовать дальнейшей логике, то нормализация отношений с черкесами стала бы первой ступенью на пути к продуктивному диалогу с абхазами, в котором адыги выступили бы посредниками. Все это бы придало Тбилиси некий статус центрального игрока и закрепило бы за Грузией центральную роль в региональных процессах. Ну и к тому же, признание геноцида послужило некоей «тычиной» под бок России, признавшей независимость двух оккупированных грузинских регионов. Кстати, сейчас вопрос признания геноцида черкесов активно лоббируют в Турции — курдские движения и организации, в том числе Курдская партия мира и демократии. Стоит отметить, что в Турции проживает самая многочисленная черкесская диаспора, численность которой насчитывает до восьми миллионов человек. Разумеется, противники признания геноцида грузинским Парламентов задавались, как правило, одним и тем же вопросом – почему именно черкесы, а, например, не армяне или вайнахи? Последние, кстати, также, как и черкесы, обращались к грузинским властям с просьбой рассмотреть вопрос преступлений против их народа со стороны России. Соответственно, многие обвиняли официальный Тбилиси в исключительно политическом подходе и только. А также в исторических спекуляциях и попытках навредить Москве и проведению сочинской Олимпиаде.
Пожалуй, черкесский вопрос стал одним из тех своеобразных показателей северокавказской политики Тбилиси, благодаря которым Москва получила возможность обвинять Грузию в ангажированном подходе к региону и в использовании его в своих политических целях. И не только. Так, чеченский вопрос, точнее – вопрос поддержки салафизма, то есть «радикального Ислама», постоянно всплывал на поверхность в отношениях России и Грузии. Правда, Москва, утверждавшая о пособничестве официального Тбилиси «боевикам», так и не смогла доказать этого. Обвинения все время оставались на уровне версий, от которых в Тбилиси привычно и устало отмахивались.
В итоге присутствие северокавказского фактора в отношениях двух стран стало настолько очевидным, что российские эксперты и политологи, особенно приближенные к Кремлю, всячески давали понять грузинским коллегам и политикам – хотите что-то изменить в лучшую сторону, откажитесь от северокавказской политики, желательно от любой северокавказской политики. Первый шанс для Москвы, что в этом направлении что-то изменится, появился после октябрьских выборов в грузинский Парламент. Одержавшая победу политическая коалиция «Грузинская мечта» продекларировала новый подход в отношении России, который отличался миролюбивой риторикой, умеренностью и отсутствием раздражающих Москву элементов. Одним из таких политологи назвали северокавказскую политику Тбилиси.
И действительно, новые власти постарались смягчить некоторые жесткие моменты и во всеуслышание заявили, что отказываются от целей повлиять каким либо образом на ситуацию в регионе. Контакты с Северным Кавказом перенеслись на плоскость культурных взаимоотношений – политических оценок тем или иным событиям в этом российском регионе здесь пока стараются не давать. Но никто не знает, что будет завтра – предыдущие власти тоже начинали с миролюбивой риторики и также намеревались «не обращать внимания» на северный склон Большого кавказского хребта больше положенного. Но политика большого северного соседа сама подталкивает грузинские власти к тому, чему Москва позже так противится.
Звиад Мчедлишвили
