-Интервью с кандидатом политических наук, научным сотрудником Центра постсоветских исследований МГИМО Юлией Никитиной — Как вы оцениваете сегодняшнее состояние грузино-российских отношений?
— Пожалуй, отношения России и Грузии все больше переходят на модель, которая существует в отношениях России и Японии, когда многолетний территориальный спор не мешает развитию связей в других сферах. Я считаю это положительным процессом, потому что без противоречий и конфликтов могут быть отношений только у тех государств, которые практически не имеют связей и находятся в разных частях света. Наличие пусть даже очень серьезной проблемы в одной сфере не должно препятствовать развитию отношений в других сферах. Даже у союзников могут быть серьезные разногласия. География обрекает Россию и Грузию на сотрудничество, поэтому умение отделять позитив от негатива – это тот навык, которым обоим государствам придется все более активно овладевать в ближайшие годы.
— В одной из своих публикаций вы пишете, что «в любом конфликте всегда есть ответственность всех сторон. И только признание своей части ответственности позволит идти дальше по пути урегулирования к поиску компромисса». По-вашему, признали ли Москва и Тбилиси свою часть ответственности за события августа 2008 года?
— Мне кажется, что, к сожалению, обе стороны недостаточно разобрались в том, каков вклад каждой из них в сложившуюся ситуацию. Каждая из сторон указывает другой на ее ошибки, но отказывается признать свои собственные. Впрочем, это характерно для любого конфликта – от межгосударственного до семейного. Так, России сложно признать, что, вероятно, были другие способы обеспечения безопасности Южной Осетии и Абхазии от потенциального применения силы со стороны Тбилиси, кроме признания их независимости. Грузия же не признает выводы международной комиссии по расследованию обстоятельств конфликта на Южном Кавказе под эгидой ЕС, сформулированные в так называемом докладе Тальявини, что именно грузинская сторона начала военные действия. В России широко распространено экспертное мнение, что нынешняя российская власть не признает, что были иные способы достижения тех же целей, и не отзовет признание. А поскольку, по многим прогнозам, смена власти в России произойдет еще не скоро, то изменение российской позиции маловероятно, хотя и не исключено. Вместе с тем, смена власти не гарантирует изменения позиции по какому-либо вопросу. Так, после перехода Единого национального движения в оппозицию, несмотря на достаточно жесткую критику режима Саакашвили со стороны новых властей, не произошло переоценки действий России и Грузии в ходе конфликта, хотя и был изменен подход к налаживанию отношений с Абхазией и Южной Осетией в пользу более компромиссного (например, переименование Государственного министерства по вопросам реинтеграции). Я думаю, что во многом решающим в оценке произошедших событий будет мнение наших обществ. Если общества будут настроены на компромисс и на примирение, понимая, что иногда власти совершают ошибки, то шансов на приемлемое для всех сторон решение станет больше.
— Вы являетесь активным участником грузино-российского гражданского диалога. Как этот процесс уже повлиял и может повлиять на официальные позиции конфликтующих сторон?
— Процесс гражданского диалога помогает сформировать пространство для взаимодействия. Даже если участники проекта остаются при своих мнениях, они получают возможность увидеть ситуацию глазами другой стороны, услышать друг друга и наладить контакты. Нужно понимать, что российские участники в меньшей степени могут повлиять на принятие внешнеполитических решений, чем грузинские участники, что объясняется спецификой российского государственного аппарата и масштабами страны. Вместе с тем, российские участники проекта активно делятся своими наблюдениями от участия в диалоге с коллегами из российского экспертного сообщества и с зарубежными коллегами, читают лекции студентам, пишут аналитические записки и доклады в МИД России. В целом, наверное, должен накопиться некий кумулятивный эффект от визитов в Грузию российских политологов, экономистов, социологов, журналистов. По сути, сама возможность увидеть своими глазами, что происходит в современной Грузии – это и есть источник «мягкой силы» Грузии. Что касается возможности влияния на принятия решений грузинской стороной, мне кажется, что вопросы, которые задают российские участники при визитах в грузинские министерства и ведомства, дают хорошую обратную связь, возможно, более откровенную, чем на официальном уровне.
— Могут ли измениться отношения Москвы и Тбилиси после Олимпиады в Сочи? Если да, то в какую сторону?
— Я думаю, что Олимпиада в некоторой степени искусственно выбрана в качестве точки отсчета, и в реальности не оказала такого значимого воздействия на двусторонние отношений, как ожидалось. Тем более, что тема российско-грузинских отношений отошла на второй план на фоне кризиса на Украине. По большому счету на примере Олимпиады можно было лишь понять, насколько Москва и Тбилиси могут поддерживать рабочие отношения за «красными линиями». И обе страны эту проверку прошли.
— Россия приглашает постсоветские страны к членству в Евразийском союзе. Грузия заявляет о своем стремлении к евроинтеграции и интеграции в НАТО, что, по мнению Москвы, является препятствием для урегулирования грузино-российских отношений. Почему для Москвы неприемлем европейский внешнеполитический вектор Грузии?
— Я бы сказала, что Россию беспокоит членство Грузии в НАТО, а не членство в ЕС, тем более, что перспектива членства именно в Альянсе была Грузии уже обещана, а вот подписание Соглашения об ассоциации с ЕС никаких гарантий вступления в Евросоюз не дает. Что касается членства в НАТО, то дело не в самой Грузии и не в том, что потенциальное вступление будет препятствовать урегулированию конфликта. Дело в том, что у России до сих пор очень неоднозначные отношения с НАТО, во многом из-за позиции самого Альянса, который, несмотря на достаточно неплохо развитые официальные контакты, по-прежнему относится к России настороженно. В России также сильны опасения относительно НАТО, которую так и не распустили после окончания холодной войны. Это взаимное недоверие косвенно отражается на многих региональных процессах на постсоветском пространстве, в том числе и на российско-грузинских отношениях. Если отношения России и НАТО выйдут на уровень истинного взаимного доверия, а не только официально провозглашаемого партнерства, тогда вопрос относительно членства Грузии в Альянсе сам уйдет с повестки дня двусторонних отношений с Россией.
— Министр иностранных дел России Сергей Лавров неоднократно заявлял, что Грузия должны признать «реалии», сложившиеся после 2008 года (признание Россией независимости Абхазии и Южной Осетии), официальный Тбилиси говорит, что не откажется от временно потерянных территорий. Каким вам видится компромисс в этом случае?
— Сценарий, приемлемый для России и Грузии существует. Вопрос в том, насколько он реализуем на практике. Москва может отозвать свое признание суверенитета только в одном случае: если Абхазия и Южная Осетия сами захотят отказаться от независимости и официально вернуться под юрисдикцию Тбилиси. Такое возможно, если привлекательность нахождения в составе Грузии будет выше, чем преимущества нынешнего статуса частично признанных государств. В свою очередь, это зависит как от самой Грузии, так и от России. Грузия сейчас находится в процессе важных политических, социальных и экономических реформ и постепенно становится все более привлекательной моделью развития, из-за небольших размеров государства у населения есть ощущения включенность в процесс изменений, возникает ощущение перспективы. Потенциальное членство в НАТО и ЕС также может быть привлекательным фактором. Показать пример успешного государственного и общественного развития – лучшее средство оказать влияние на Южную Осетию и Абхазию. Что касается другого фактора, который может привести руководство Абхазии и Южной Осетии к решению об отказе от независимости, то им может стать отсутствие внешней экономической помощи со стороны России, что продемонстрирует двум республикам их реальные возможности по самостоятельному существованию и, возможно, подтолкнет к пересмотру своего статуса. Вместе с тем, нужно понимать, что потенциальное возвращение в состав Грузии вряд ли может быть осуществлено на прежних условиях, возможно, следует рассмотреть вариант конфедерации. Относительно признания или непризнания реалий со стороны Грузии — если описать происходящее метафорично, то можно сказать, что распался брак Южной Осетии и Абхазии с Грузией. При этом две республики уже считают себя свободными, а Грузия все еще не хочет давать развод, настаивая, что Южную Осетию и Абхазию у них «увела» Россия-разлучница. Признать реалии в данном случае – это не закрывать глаза на то, что брак не удался, что Южная Осетия и Абхазия своей судьбой были недовольны и раньше, а вариант «вернуть в семью насильно» и жить на прежних условиях уже был опробован и не сработал. Остается вариант осознать свои ошибки и попытаться создать качественно новые отношения, и возможно, при согласии другой стороны, вступить в брак повторно после разлуки. Именно в этом направлении Грузия и идет.
— Как ситуация вокруг Крыма может повлиять на развитие российско-грузинских отношений?
— Конфликт вокруг статуса Крыма, к сожалению, скорее всего, будет иметь отрицательные последствия для отношений России и Грузии, хотя хотелось бы этого избежать. Отмечу, что как западные, так и российские эксперты оказались не готовы к тому обороту, которые приняли события в Крыму. Хотя исход конфликта еще не предопределен, во многом оценки на Западе и в ряде странах постсоветского пространства уже сложились: на политическом уровне и в прессе существует мнение, что цель нынешних действий России по отношению к Крыму – неоимперские амбиции и стремление к территориальному захвату. Непонимание происходящего, в том числе, обусловлено и тем, что российское руководство лишь через несколько дней после начала крымского кризиса представило свою версию событий. Похожим образом события развивались в августе 2008 года, когда весь мир не сомневался, что Россия совершила беспричинную агрессию против Грузии, и лишь через некоторое время стала вырисовываться более сложная картина произошедшего. Даже если через несколько месяцев выяснятся новые обстоятельства и произойдет переоценка действий России в Крыму, все равно уже сейчас можно утверждать, что доверия к Москве в течение определенного периода будет значительно меньше, чем было до кульминации кризиса вокруг Крыма в начале марта. Кризис в Крыму, по всей видимости, заставит грузинское руководство быть еще более настороженным. Вместе с тем, мне не кажется, что Россия пойдет на ужесточение своей позиции по ситуации с Южной Осетией и Абхазией, потому что после 2008 года Москва не пересмотрела свой официальный подход к конфликтам в Приднестровье и Нагорном Карабахе, согласно которому территориальная целостность Молдавии и Азербайджана являются единственным возможным решением конфликта. Однако, следует понимать, что психологическим основанием для пересмотра российской позиции по отношениям с Грузией может стать реакция грузинского руководства на действия России в Крыму. Пока что Грузия не делала резких заявлений, напротив, грузинское руководство призывает к сдержанности: так, 7 марта премьер-министр Ираклий Гарибашвили, отвечая на вопрос относительно возможного давления на Грузию со стороны России перед подписанием соглашения об ассоциации с ЕС, призвал политические силы страны к сдержанности в российском вопросе, заявив, что «Мы не предоставляем России никакого повода, чтобы обвинить Грузию в каких-либо провокациях». Я думаю, что это очень взвешенный подход, который позволит сохранить тот позитив, который, несмотря на существующие проблемы и конфликты, был достигнут в российско-грузинских отношениях за последний год. Только умение обеих сторон отделять друг от друга разные внешнеполитические проблемы позволит добиться прогресса в отношениях России и Грузии.
Беседовал Ираклий Чихладзе
