Юрин Александр Николаевич
Магистр в области Восточноевропейских исследований, философ.
Введение
За последние несколько лет вопросы безопасности стали одними из наиболее обсуждаемых, не только в узких экспертных сообществах, но и на более широких дискуссионных площадках. Безопасность стала темой номер один в мировых СМИ, а украинский кризис с его магнитудой спровоцировал разговоры о «новой Холодной войне». Тему безопасности стали напрямую связывать с новым мировым порядком и новым мироустройством, одновременно заговорив о новых вызовах, с которыми приходится бороться.[1]
Для того чтобы ответить на вопрос о том, что относится, а что не относится к вопросам безопасности, в применении к современной ситуации, стоит обратиться к эволюции понятия безопасность и к некоторым из современных подходов в изучении безопасности. Следует также обратить внимание на то, какие структурные изменения произошли в мировой архитектуре управления за последние десятилетия, и как они повлияли на понимание того, кто и как должен осуществлять безопасность в современном мире.
Исследования безопасности (Security studies\Strategic studies)[2] как отдельная субдисциплина (subfield) международных отношений возникла после Второй мировой войны и была преимущественно англо-американским изобретением. Вплоть до конца 70-х – начала 80-х годов эта субдисциплина полностью находилась в парадигме политического реализма, формулируя свои основные принципы как четыре латинские S: States – государства, выступающие в качестве основных акторов и референтов безопасности; Strategy- стратегия, которая предполагала военное планирование; Science – наука, в данном случае, точные науки, на которые опиралось военное планирование; и Status quo- в том смысле, что безопасность рассматривалась как способ сохранения послевоенного мироустройства.[3] Иными словами, под безопасностью понималось в первую очередь то, что производится государствами и для государств, а основным локусом безопасности был военный сектор.
Проблемы государствоцентристского и милитаристского подходов
Несмотря на то, что поворотным моментом в исследованиях безопасности принято считать окончание Холодной войны, значительные изменения в рассмотрении понятия безопасность произошли еще в конце 70-х годов. Одним из примеров расширенного понимания безопасности, не ограничивающегося лишь военной стратегией, являются курсы лекций Мишеля Фуко. Так, например, в «Безопасности, территории, населении», безопасность рассматривается сквозь призму управленческих практик, включающих градостроение, фортификацию, контроль над оборотом зерна, дисциплинарные практики, практики санитарного контроля и т.д. Таким образом, несмотря на то, что вопросы безопасности все же строятся вокруг понятия государства, они не ограничиваются только военным сектором, и типы угроз, с которым сталкивается государство представляются абсолютно разноплановыми: голод, эпидемии, бунт и так далее. Фуко создает чрезвычайно сложную картину взаимоотношений власти и тех vis-à-vis, которые у нее возникают в различные исторические периоды, в том числе и общество, которое нужно защищать (Фуко М. Нужно защищать общество). Позже эти идеи найдут свое развитие в Парижской школе исследований безопасности.[4] А также, в определенном смысле, эти идеи повлияют на развитие «гражданского общества», которое будет противопоставлено институтам власти в XXI веке.
Первым автором, посвятившим книгу концепту безопасности, многие считают Барри Бузана – одного из отцов-основателей Копенгагенской школы исследований безопасности (Copenhagen school of security studies), которая является одной из самых влиятельных и на сегодняшний день.
Первой книгой Бузана, которая проблематизирует понятие национальной безопасности стала «Люди, государства и страх: проблемы национальной безопасности в международных отношениях»[5] (1983). Этот автор одним из первых начинает говорить о том, что рассматривать безопасность в отношении лишь одного государства – непозволительная редукция. Проблематизируя понятие национальная безопасность, он говорит о его внутренних противоречиях, где национальная безопасность противопоставлена индивидуальной. Автор указывает на парадоксальную природу современного государства, которое, с одной стороны, согласно интеллектуальной традиции Нового времени (Гоббс; Локк), призвано обеспечить безопасность отдельных индивидов, не дав им впасть в «естественное состояние». С другой стороны, обладая монополией на насилие[6], государство оказывается источником опасности для индивида.
Барри Бузан так же отмечает, что и на международной арене национальные государства не являются единственными и безусловными акторами, приводя в пример военно-политические блоки, международные, региональные организации и т.д. Очевидным фактом становится то, что национальная безопасность, с другой стороны, противопоставлена международной безопасности, и основным актором (securitizer) в этой сфере является Совет Безопасности ООН. Уже к началу 80-х годов понятие национальной безопасности оказывается чрезвычайно проблемным для описания целого ряда процессов происходящих, как «внутри», так и «вне» государства .
Изменение картины мира с точки зрения управления
Стоит отметить, что выход книги Бузана (1983) совпал с выходом основных трудов в поле Национальных исследований – Nationalism Studies (Андерсон; Геллнер, Хобсбаум; Рейндержс). Эти работы кардинально изменили интеллектуальный ландшафт по отношению к государству и нации как основному суверену и мировому порядку. На смену политическому реализму и примордиализму в национальных исследованиях приходит конструктивистский подход, а окончание Холодной войны изменило взгляд на систему международных отношений в целом и на роль национальных государств в будущем мироустройстве.
В этот период, происходит изменение взглядов на мировой порядок и на систему ценностей, связанную с предыдущими структурами: «Глобализация стала очень мощной метафорой для описания восприятия того, что мир становится все более интегрированным и взаимосвязанным. Основное представление о глобализации строится на образе глобального потока денег, людей, образов, ценностей и идей, который выходит за пределы старой системы национальных барьеров, которые были предназначены для сохранения автономии и государственного контроля. Именно глобализация рассматривалась в качестве самой важной внешней силы, оказывающей влияние, как на характер сообществ, так и на основные типы управления». [7]
Принятие во внимание глобализационных процессов, чрезвычайной взаимозависимости государств, «spill-over effect», а так же появление надгосударственных структур управления и многое другое, поставили привычные понятия национального суверенитета, национальных интересов и национальных границ в более сложные отношения, чем они были прежде. [8] С другой стороны, такой взгляд сформировал новый домен, в котором станут рассматриваться вопросы безопасности, а именно, — глобальная сфера. Сегодня некоторые государства включают в стратегию национальной безопасности вопросы глобального характера, такие как: усиление глобальной безопасности в сфере здравоохранения ; формирование глобального экономического порядка ; противостояние изменению климата и т.д.[9]
Разумеется, сегодня говорить о каком-либо закате национальных государств как основных акторов международных отношений не приходится, но после Маасрихтского договора (1992) приходит понимание того, что органограмма мирового порядка изменилась и в ней появляются новые типы акторов.
В середине 90-х происходит переосмысление понятия регионов, и появляется новое направление в Региональных исследованиях – Новый регионализм (B. Hettne; F. Söderbaum; L. Vanlangenhove; A. Acharya; Ph. De Lombaerde и др.). Новый регионализм по-новому поставил вопрос о регионах в новой перспективе глобализационных процессов: «…многие теории связанные с новым регионализмом, могут быть рассмотрены как новые, в силу того, что они освещают взаимоотношения между регионализмом и экстрарегиоанльной сферой, а именно глобализацией. Во многом именно это составляет отличие от теорий старого регионализма, особенно от его лидирующего варианта – неофункционализма, который часто игнорировал глобальную сферу, почти, как если бы регионы были изолированы от внешнего мира»[10].
Усложнившаяся с точки зрения управления картина мирового порядка привела к развитию нового концепта — «многоуровневого управления»[11] (Hooghe, L.; Marks G. 2001), который становится все более востребованной перспективой анализа в современном мире. Говоря о новых уровнях управления Люк Ван Лангенхове указывает на глубокие трансформации, происходящие в современном мире, которые заключаются в том, что до конца XX века основной единицей управления было государство, а сегодня же управление находится в руках различных акторов. Государство делегировало свои функции как вверх, — на супраонациональный, региональный и глобальный уровни, так и вниз, – на субнациональный и локальный. Эти изменения дали рост новым конкурентам государств, которые могут быть представлены в качестве различных уровней управления[12]..
Кроме того, в 90-е годы происходит не только изменение структур управления, которые совершенно по-новому выстраивают архитектуру безопасности, но и появляется новая аксиологическая единица – права человека, которая низводит с пьедестала государство как высшую ценность и как главный референт безопасности. Появляется принципиально новый дискурс гуманитарных интервенций,[13] который уже к 2005 году был расширен и приобрел форму международной нормы известной как «обязанность защищать» (R2P). Узловой точкой этого дискурса является понятие «права человека», которые становятся приоритетными в вопросах безопасности. Согласно этой новой инициативе ООН, суверенитет стран больше не является абсолютной ценностью, если происходит нарушение прав человека и государство не в силах гарантировать их соблюдение. На докладе тысячелетия Кофи Аннан заявил: «Если гуманитарная интервенция действительно является неприемлемым ударом по суверенитету, то как нам следует реагировать на такую ситуацию, как в Руанде или в Сребренице, — как реагировать на грубые и систематические нарушения прав человека, которые противоречат всем заповедям человеческого бытия?»[14]
Копенгагенская школа и новый подход в исследованиях безопасности
В это же время, Копенгагенской школе исследований безопасности удается создать принципиально иной подход к феномену безопасности, а так же разработать инструментарий для изучения тех процессов, которые они назовут секьюритизацией[15]. Феномен безопасности стал рассматриваться максимально широко, а Security studies перестали пользоваться рамкой международных отношений.
Здесь следует обратить внимание лишь на несколько ключевых достижений исследователей Копенгагенской школы, которые коренным образом повлияли на развитие исследований безопасности:
— ушли от четырех S и создали новую региональную перспективу в изучении безопасности.[16]
— создали расширенное понимание понятия безопасность, которое больше не ограничивается военным дискурсом. Авторы предложили пять основных секторов, в которых вопросы безопасности возникают как наиболее значимые: военный; политический; экологический; экономический и социетальный.
— вывели исследования безопасности из тени международных отношений[17], придав им максимально междисциплинарный характер.
— разработали аналитическое понятие секьюритизация, которое помогает в исследовании того, как тот или иной случай может быть отнесен или не отнесен к вопросам безопасности.
Понимание безопасности переносится Копенгагенской школой из сферы ординарных политических практик в область экстраординарной политики, где формируется дискурсивное поле вокруг того или иного объекта, в котором он становится узнанным и признанным как угроза существованию, а также, как то, что приводит к изменению предыдущего состояния, правил, законов. Авторы проводят различия между политизацией и серкьюритизацией того или иного случая. Секюритизация предполагает, что «тот или иной случай представлен как существенная угроза (existential threat) и требует срочных экстраординарных мер, оправдывая выход за рамки нормальных политических процедур».[18] Принципиально новым моментом является то, что угроза понимается Копенгагенской школой как социально сконструированный феномен, а сам процесс секьюритизации того или иного случая имеет дискурсивную природу.
Основным инструментом для изучения секьюритизации Б. Бузан, О. Вейвер и Д. Де Уайлд предлагают дискурс анализ: «Секьюритизация может изучаться напрямую; для этого не нужны индикаторы. Исследовать процесс секьюритизации — значит исследовать дискурс и политические констелляции, отвечая на вопрос: Когда аргумент, с его особой риторической и семиотической структурой, приобретает достаточную силу, чтобы заставить аудиторию терпеть нарушение правил, которые в противном случае бы соблюдались? Если используя аргумент о срочности и наивысшем приоритете какой-либо существенной угрозы, актору удается нарушить свободу процедур или правила, которыми он обычно связан, мы имеем дело со случаем секьюритизации».[19]
Важным выводом, который делается Копенгагенской школой, является то, что вопросы безопасности в меньшей мере относятся к физической реальности или к объективному положению дел, а скорее относятся к восприятию того или иного феномена как угрозы. В этом смысле какие-либо ‘объективные показатели’ едва ли будут релевантными для изучения секьюритизации. В качестве примера приводится абсолютно разное отношение к проценту иммигрантов и восприятие порогового значения как представляющего существенную угрозу (existential threat) в социетальном секторе: «Разные страны используют различные пороговые величины для определения угрозы: финны, например, озабочены уровнем иммиграции на уровне 0.3% иностранцев, в то время как Швейцария справляется с уровнем в 14.7 %.»[20].
Этот пример убедительно показывает, что точные науки больше не являются основным инструментом изучения безопасности в начале XXI века. Более того, любые данные электорального анализа, демографии, экономических показателей и т.д. не являются релевантными в отношении процесса секьюритизации того или иного случая.
Таким образом, выбор дискурс анализа, как основного инструмента в изучении секьюритизации, становится не только оправданным, но и необходимым.
Копенгагенская школа предлагает расширенное, не ограниченное лишь военным дискурсом понимание безопасности, которое включает в себя различные виды угроз. Такое расширенное понимание безопасности, сформированное в 90-х годах, легло в основу стратегий национальной безопасности государств в XXI веке.
На сегодняшний день национальная безопасность стала включать все новые референтные объекты, а также подразделения. Так, например, согласно стратегии национальной безопасности РФ от (31.12.2015), национальная безопасность включает в себя: государственную, общественную, информационную, экологическую, экономическую, транспортную, энергетическую безопасность, безопасность личности.[21]
О комплексности ситуации в области безопасности сегодня
Говоря о сегодняшней ситуации, надо сказать, что список угроз, которые представляются современным акторам управления как значимые, меняется год от года и больше не может быть удержан в рамках тех секторов, которые предлагает Копенгагенская школа. Все более заметным становится сдвиг от секторального подхода в сторону отдельных кейсов, которые могут рассматриваться как угроза сразу в нескольких секторах или же рассматриваться обособленно.
Кроме изменения расширенного понимания феномена безопасности стоит отметить появление новых акторов на международной арене, которые часто представляются как различные уровни управления. Тем не менее, они также стремятся осуществлять независимую политику безопасности. В качестве примера осуществления политики безопасности супранациоанльным актором может служить Европейская Стратегия Безопасности (ESS)[22]. С другой стороны, микрорегионы, которым были делегированы функции управления, так же стремятся осуществлять политику безопасности, рассматривая себя и свои интересы как референт безопасности.
Недавний кризис на Украине, продемонстрировал всю сложность современной архитектуры безопасности в Европе, включающей различных акторов международных отношений (региональные организации (ЕС, ТС, ЕврАзЭС), военно-политические блоки (НАТО, ОДКБ), национальные государства, а так же микрорегионы, которые стали очагами нестабильности на фоне супранациональной региональной интеграции.
Процессы региональной интеграции последних лет, и кризисы с ними связанные, обнажили проблему положения микрорегионов, которые обретают все больше субъектности в современном мире и стремятся себя обезопасить. Однако, несмотря на огромное количество исследовательской литературы на тему региональной интеграции, основная ее часть посвящена макрорегионам и супранациональной интеграции. Роль микрорегионов как единицы управления и актора, осуществляющего политику безопасности в глобальной архитектуре безопасности, все еще остается малоизученной.
Стоит отметить, что изменение картины мира с точки зрения управления не привело к последовательной замене одних форм управления другими. Современные формы управления, а так же дискурсы с ними связанные, скорее существуют комплементарно. Так, появление новых уровней управления, которые часто выступают как отдельные акторы, осуществляющие политику безопасности (Securitizer) не привело к замене дискурса связанного с национальной безопасностью, другим – например, глобальным, региональным или локальным. Все они находятся в режиме сосуществования, хотя, как показывают кризисы последних лет, все чаще начинают выступать как конкуренты и приходят к столкновению.
Кроме того, становится все более заметным и действенным развитие движений «гражданского общества», часто представленного неправительственными и некоммерческими организациями (NGOs and NPOs), а так же различными неинституциализированными движениями, которые полагают основной своей деятельностью развитие и защиту прав человека, окружающей среды и многое другое. Будучи неправительственными организациями они часто могут рассматриваться как отдельный актор, осуществляющий безопасность, рассматривая в качестве основной угрозы действия со стороны правительственных структур.
Заключение
К началу XXI века ответ на вопрос о том, что такое безопасность, и что является ее основным референтом, становится чрезвычайно сложным. С одной стороны, в силу того, что понятие безопасности становится максимально широким и предстает как essentially contested concept – понятие открытого типа, смысловое наполнение которого постоянно оспаривается различными видами дискурсов. С другой стороны, эта сложность заключается в наличии разных типов акторов, пытающихся осуществлять безопасность, а соответственно по-разному формировать референт безопасности. Определить домен безопасности сегодня в жестких дисциплинарных, секторальных или методологических рамках едва ли представляется возможным, а угрозы, которые представляются как значимые современным акторам (Securitizer) меняются слишком быстро. Картина безопасности сегодня могла бы быть представлена в первую очередь как борьба различных дискурсов группирующихся вокруг отдельных кейсов, основной целью которой является возможность их секьюритизации. А так же, как противостояние различных акторов в борьбе за легитимность проводить собственную политику безопасности, дающей власть определять тот или иной кейс как существенную угрозу. Такое положение дел, с одной стороны, делает картину сложной, с другой стороны, позволяет видеть понятие безопасности в динамике: наблюдать то, как и кем оно формируется, приобретая то или иное семантическое наполнение.
_____________________________________________
[1] См. Отчет мюнхенской конференции по безопасности 2015 – «Collapsing Order,
Reluctant Guardians?» доступно в режиме:http://www.eventanizer.com/MSC2015/MunichSecurityReport2015.pdf
[2] Прим. автора. Strategic studies – в британской традиции.
[3] Williams Paul D. Security Studies: An Introduction. Routledge 2008 p. 3
[4] Wæver, Ole New ‘Schools’ in Security Theory and their Origins between Core and Periphery» Paper presented at the annual meeting of the International Studies Association, Le Centre Sheraton Hotel, Montreal, Quebec 2004
[5] Buzan Barry, People, States & Fear: The National Security Problem in International Relations WHEATSHEAF BOOKS LTD 1983
[6] Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 645
[7] Hurrell A. On Global Order: Power, Values, and the Constitution of International Society. Oxford University Press, 2007 p. 196
[8] Held D. and McGrew A., Goldblatt D and Perraton J. Global Transformations, Politics,
Economics and Culture. Cambridge. Blackwell Publishers 1999. P9
[9] National Security Strategy. USA. (2015) available at: https://www.whitehouse.gov/sites/default/files/docs/2015_national_security_strategy.pdf
[10] Söderbaum, F. Introduction: Theories of New Regionalism// F.Söderbaum et al.(eds), Theories of New Regionalism, Palgrave Macmillan, a devision of Macmillan Publishers Limited 2003, p.4
[11] Прим. англ. multi-level governance
[12] Van Langenhove, Luk Building regions: the regionalization of the world order. Ashgate 2011. p.53
[13] Hettne Björn, Bertil Odèn Global governance in the 21st century: alternative perspectives on world order.
Almquiest & Wiksell Intl 2002. P 12-13
[14] Доступно в режиме: http://www.un.org/ru/preventgenocide/rwanda/bgresponsibility.shtml
[15] Securitization, — производное от англ. Security – безопасность.
[16] Прим. Автора. Здесь стоит отметить, что понимание регионального комплекса безопасности копенгагенской школы отличается от понимания регионов в региональных исследованиях. Региональная перспектива рассматривается скорее как подсистема глобального, а не рассмотрение региональной организации как референтного объекта или как актора (securitizer). По сути, первым серьезным кризисом приведший к серьезным последствиям в области безопасности с участием региональной организации стоит рассматривать Украинский кризис.
[17] Williams Paul D. Security Studies: An Introduction. Routledge 2008 p. 4
[18] Barry Buzan, Ole Waever, and Jaap de Wilde, Security: A New Framework for Analysis Boulder: Lynne Rienner Publishers, 1998. p. 25
[19] Barry Buzan, Ole Waever, and Jaap de Wilde, Security: A New Framework for Analysis Boulder: Lynne Rienner Publishers, 1998. p. 25
[20] Barry Buzan, Ole Waever, and Jaap de Wilde, Security: A New Framework for Analysis Boulder: Lynne Rienner Publishers, 1998. p. 30
[21] Указ Президента Российской Федерации от 31 декабря 2015 года N 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации»
[22] European Security Strategy. Available at: http://www.eeas.europa.eu/csdp/about-csdp/european-security-strategy/
Список литературы:
Acharya, A. Rethinking Power, Institutions and Ideas in World Politics Routledge, 2013
Booth, Ken Theory of World Security, Cambridge: Cambridge University Press, 2007
Buzan Barry, People, States & Fear: The National Security Problem in International Relations WHEATSHEAF BOOKS LTD 1983
Buzan, Barry, Waever, Ole, and De Wilde, Security: A New Framework for Analysis. Boulder: Lynne Rienner Publishers, 1998.
De Lombarde Ph., Schulz M. The EU and world regionalism: the makability of regions in the 21st century. Ashgate 2009
Farrell F, Hettne B, and Van Langenhove L, ed., Global politics of regionalism : an introduction. London: Pluto Press 2005
Fredrik Söderbaum, Luk Van Langenhove, The EU as a Global Player: The Politics of Interregionalism, London: Routledge 2006
Hettne Björn, Bertil Odèn Global governance in the 21st century: alternative perspectives on world order. Almquiest & Wiksell Intl 2002
Hobsbawm, Eric Ranger, Terence: The Invention of Tradition. Cambridge University Press, Cambridge 1992
Wæver, Ole New ‘Schools’ in Security Theory and their Origins between Core and Periphery» Paper presented at the annual meeting of the International Studies Association, Le Centre Sheraton Hotel, Montreal, Quebec, 2004.
Hooghe, L., and G. Marks Multi-level governance and European integration. Lanham, MD: Rowman & Littlefield 2001
in the 21st century. Routledge 2007
Kirchner E.J. and Sperling J. Global Security Governance. Competing perceptions of security
Krause K, Williams M C., editors. Critical security studies: concepts and cases. The University of Minnesota 1997.
Söderbaum F. et al.(eds), Theories of New Regionalism, Palgrave Macmillan, a devision of Macmillan Publishers Limited 2003
Söderbaum, F. Rethinking Regionalism. Palgrave Macmillan, 2015
Van Langenhove Luk, Building Regions — The Regionalization of of the World Order, London: Ashgate 2011
Williams Paul D. Security Studies: An Introduction. Routledge 2008
Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. — М.: Канон-Пресс-Ц, 2001
Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.
Геллнер Э. Нации и национализм. — М.: Прогресс, 1991.
Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Гоббс Т. Сочинения: В 2 т. – Т. 2. – М.: Мысль, 1991.
Локк Дж. Два трактата о правлении. // Локк Дж. Сочинения в трех томах: Т. 3.— М.: Мысль, 1988
Фуко М. Безопасность, территория, население: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1977-1978 учебном году. СПб.: Наука, 2011
Фуко М. Нужно защищать общество: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975—1976 учебном году. — СПб.: Наука, 2005.
Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 г. // Пер. с англ. — СПб.: Алетейя, 1998.